Сингапур азиатский тигр. Экономика. Азиатские тигры
Драконы на качелях. Китайский фондовый рынок в последний день лета обвалился сразу на 7%, а всего за август — на 22%. Но за полгода до этого он вырос на немыслимые в кризис 80%. С азиатских рынков поступают противоречивые сигналы, но в целом местная экономика восстанавливается быстрее, чем ожидали эксперты. Как преодолевают кризис на Востоке - выяснял The New Times
На прошлой неделе Международный валютный фонд объявил, что повысит прогноз роста мировой экономики в будущем году с 2,5% почти до 3%. Во главе нынешней волны роста оказались азиатские страны. Это произошло благодаря их переориентации с внешнего на внутренний спрос.
Смена ориентации
Последние 30-40 лет азиатская экономика стала своеобразной «фабрикой мира». Дешевая и многочисленная рабочая сила, мягкий инвестиционный климат (особенно для строительства заводов и фабрик «с нуля») плюс заниженные курсы валют позволили им быстро перенять у США и Европы передовые промышленные технологии.
Конечно, население азиатских стран постепенно богатело. Но рост был в основном экспортным. Так, у Китая доля экспорта с 2001-го по 2007 год выросла вдвое, достигнув 40% ВВП, отмечают экономисты Morgan Stanley. Поскольку спрос в развитых странах резко упал, наблюдатели ожидали, что спад у азиатских стран окажется достаточно глубоким, а восстановление долгим. Но местные экономики во главе с китайской быстро переориентировались. (Япония - пока исключение: там ожидается 6% снижения ВВП - см. подробнее стр. 38) «Невозможно вернуть внешнюю торговлю Китая к прежним масштабам, - цитирует Международное радио Китая Мэя Синьюя, сотрудника НИИ по международной торговле при министерстве торговли КНР
. - Если мы будем настаивать на этом, то зря потратим ресурсы и силы».
Уже в предшествующие кризису годы азиатская экономика стала все больше и больше «завязываться» на инвестиции. А представления о сверхвысокой роли экспорта для Азии оказались несколько преувеличенными, ведь отношение добавленной стоимости, созданной при экспорте, к ВВП не так уж и велико, рассчитал экономист UBS Джонатан Андерсон
. Причина в том, что азиатская промышленность сильно зависит от импорта комплектующих и материалов. Инвестиции, начавшие расти в экспортном секторе, постепенно захватили производства, работающие на внутреннего потребителя. В результате уже в прошлом году, подсчитал Артур Кробер из исследовательской компании Dragonomics
, на вложения в производство экспортной продукции в Китае приходилось лишь 14% всех инвестиций. А основным двигателем роста постепенно становятся инвестиции в инфраструктуру, жилищное строительство, производство товаров длительного пользования.
Азиатские экономики медленно шли к смене модели роста. С наступлением кризиса правительства вынуждены были ускорить этот процесс. Результат налицо: в то время как экономики развитых стран G7 в среднем потеряют в этом году 3,8%, развивающиеся страны Азии вырастут более чем на 5%, пишет Economist. И делает вывод: «Западным политикам следует приготовиться к тому, что разговоров о том, что центр мировой экономики неумолимо сдвигается на Восток, станет еще больше».
Чиндонезия
Быстро растет не только Китай, к успехам которого за последнее десятилетие все привыкли, но и Корея, Тайвань, Индия. На прошлой неделе о возможном окончании рецессии объявила Малайзия, где во II квартале промышленность упала на 14,5% к прошлогоднему уровню, экспорт - на 17,3%, а инвестиции - на 9,8%. Рост вызван внутренним спросом, отметил Банк Малайзии. Ему помогает правительственная поддержка, оказанная, в частности, строителям.
Наивысшим ростом среди азиатских фондовых рынков удивила в этом году Индонезия (прирост - около 90% к середине августа). В связи с этим некоторые международные аналитики уже предлагают исключить Россию и Бразилию, испытывающих явные трудности с преодолением кризиса, из знаменитой четверки BRIC, добавив туда Индонезию. Получается новая аббревиатура - Chindonesia (Китай+Индия+Индонезия). ВВП тройки в этом году достигнет $6,4 трлн, а к 2015-му - $10 трлн, прогнозирует Николас Кэшмор из гонконгской аналитической компании CLSA
, специализирующейся на азиатских фондовых рынках.
У Индонезии есть все шансы стать еще одним азиатским драконом. Она, как один из основных сырьевых поставщиков, выигрывает от роста китайской экономики. А дешевая и растущая рабочая сила (за десятилетие она вырастет на 22 млн, что эквивалентно населению целой Австралии) позволяет Индонезии активно развивать промышленность. В 2020-м в стране будут жить 262 млн человек, из них 60% - в городах, пишет Кэшмор.
Новые пузыри
Как это бывает в компьютерных играх, при переходе на следующий уровень игрока подстерегают новые проблемы. Несмотря на мировую рецессию, в Азии быстро надуваются новые пузыри на рынках акций и недвижимости. Между тем опыта раннего предупреждения пузырей у развивающихся стран нет.
В китайской банковской системе - явный избыток ликвидности, цитирует Bloomberg Гуо Шуцина, председателя China Construction Bank
, второго по величине в стране. А рекордный рост кредитов - на $1,1 трлн за полгода (тогда как китайские власти планировали рост на $0,75 трлн за год) - ведет к тому, что значительная часть этих средств выплескивается на рынки недвижимости и акций, повышая риски невозвратов. Хотя китайские власти время от времени приказывают банкам остановить кредитование, всерьез заморозить кредиты они не решаются: тогда встала бы и экономика. Из-за всех этих опасений шанхайский фондовый индекс, в первом полугодии стремительно шедший вверх, упал в августе на 22%. Энди Кси, бывший экономист Morgan Stanley
, полагает, что китайский рынок может упасть еще на четверть: в Поднебесной возник типичный пузырь. И активность правительств и нацбанков, которые лечат кризис печатанием денег, приводит к возникновению новых пузырей. Этот механизм будет работать, пока не уменьшится глобальный дисбаланс примерно в $1 трлн (лишние деньги у азиатских стран и экспортеров нефти против дефицита в англосаксонских странах), считает Энди Кси.
В результате азиатские страны по-прежнему заинтересованы в том, чтобы избыточные сбережения уходили за границу - прежде всего за океан. Но в относительной безопасности инвестиций в американские долговые обязательства у них есть большие сомнения: дефицит бюджета США в ближайшей перспективе не думает снижаться. Сложилась забавная ситуация: стоило американским политикам перестать учить Китай, как управлять курсом юаня, как китайские лидеры начали преподавать Штатам основы бюджетной и денежной политики, замечает Economist.
Еще одной проблемой становится для некоторых азиатских стран бюджетный дефицит. Хотя экономика Индии, несмотря на резкий спад экспорта, почти не замедлилась, в казне страны пробита заметная брешь. В 2008/09 фискальном году, который закончился 31 марта, дефицит достиг 8,3% ВВП. Дефицит бюджета придется сокращать, но это остановит и экономический рост.
Это уважительное прозвище, уже превратившееся, пожалуй, в термин, относится к Сингапуру, Гонконгу, Южной Корее и Тайваню. Причина? Стабильно высокие показатели роста экономики этих стран, уверенно взбирающихся по ступеням развития собственного хозяйства, оттесняющих конкурентов. «Сейчас окончательных, итоговых цифр 1987 г. еще нет, но некоторые подсчеты сделаны. Двенадцатипроцентный рост валового национального продукта достигнут в Южной Корее, десятипроцентный - на Тайване, восьмипроцентный - в Сингапуре. Гонконг, как кажется, тоже не отстает; и это при том, что для развитых стран и пять процентов - достижение». Так начинается статья в московской газете «Правда» (5.1.1988), само появление которой было немыслимо еще пару лет назад. Называется она «Драконы и компьютеры»: «.Старые клише отмирают медленно. Когда-то укоренилось и для многих осталось истиной такое представление: «драконы» выпускают низкокачественную электронную дребедень, игрушки, текстиль, подделки. Делают это малограмотные пролетарии в небольших душных мастерских за грошовую плату. А если и производят там что-то хорошее - так то по лицензии западных фирм. Многое из сказанного справедливо, но теперь уже только для самых «нижних этажей» экономики «четверки». А верхние. Помню свои впечатления от поездки в такие города, как Сингапур или Куала-Лумпур и Пенанг в Малайзии. Сквозь «вечную» экзотику старых азиатских кварталов проросли стеклянные громады небоскребов, нашпигованных сверхсовременной техникой. Да, мир в целом меняется быстро, а азиатская его часть - еще быстрее. Вот некоторые факты, встреченные недавно в сингапурском бюллетене «Миррор». Еще три года назад экспорт четырех «драконов» в США составил почти 60 процентов от японского. Вдобавок, разбогатевшие компании из этих стран вывозят капиталы в развивающиеся страны, строят свои предприятия в Америке и Западной Европе. Тайвань намечает цель: вывозить в США современной электронной техники на 4 млрд долларов. Аналогичная продукция Сингапура стала постоянным участником выставок во многих развитых странах мира. Южнокорейский концерн «Тэву» сам разработал компьютеры, подключающиеся к системам американской фирмы ИБМ, а автомобильная «Хюндэй» экспортирует про дукцию в США на сумму 14 млрд долларов в год и теснит японских конкурентов. Как видим, тут не только текстиль и игрушки, «драконы» прославились продукцией как раз самых современных отраслей. По существу, они сейчас делают то, что лет 10-15 назад делала Япония. Что же происходит и к чему идет дело? К усложнению окружающего нас мира. Раньше все было просто: одно государство начинало производить больше, другие теряли свои позиции. Сейчас вместо этого создается все более сложная система переплетения экономических взаимоотношений, которая влияет, конечно, и на политику. Появление и поведение новых «драконов», может быть, и раздражает старые промышленные державы, но обойтись одни без других уже не могут. Пониманию реальной картины дела всегда мешал особый статус трех из четырех «драконов». Южнокорейский режим, созданный американцами на разделенном полуострове. Тайвань - крепость гоминьдановских властей, вышвырнутых из Китая. Гонконг - английская колония, которая только через девять лет будет возвращена КНР. Конечно, политика сыграла свою роль, помогла притоку западных капиталов. Но капиталы дают здесь прибыль выше, чем в других местах. Перепад в уровнях зарплаты (расходы на нее «Дженерал моторе» в Южной Корее в 12 раз ниже, чем в США)? Тоже верно, хотя и здесь за последние годы многое изменилось. Но, думаю, объяснять драконьи успехи как своего рода аномалию мировой экономики не очень-то справедливо. По крайней мере, не следует этими факторами заслонять еще один, на мой взгляд, самый важный. Помню невысоких худеньких людей в неизменных очках, склонившихся над дисплеями, их неуемную жадность ко всему сверхсовременному, эффективному, лучшему; их аккуратных детишек, увлеченных электроникой. Всему этому и поучиться бы не мешало...». Через 12-15 лет московский служащий сможет позвонить своему японскому коллеге, говоря в трубку по-русски, а тот будет слышать его по-японски. Японец будет говорить по телефону на японском языке, а москвич будет слышать речь своего собеседника уже в русском автоматическом переводе. В Пекине парализованные смогут обрести контроль над своим телом после трех недель лечения. Тоже к концу века в Сингапуре хирурги обещают научиться извлекать и «промывать» пораженные раком части человеческого организма. В Гонконге будут разводить свиней размером с гиппопотама, а также овощи - но высокого качества, которые будут плодоносить шесть раз в год в индустриальных многоэтажных огородах. Будущее азиатского континента, разумеется, не безоблачно. Никто не знает, удастся ли американцам сохранить свое военное присутствие на Филиппинах и сможет ли Китай преодолеть бюрократический стиль управле ния; Тайвань продолжает страдать от международной изоляции (отсутствие места в ООН и дипломатические отношения всего лишь с горсткой государств) и формального состояния войны с КНР вот уже сорок лет, а Гонконг к 1997 г. возможно воссоединится с КНР. Заезжим бизнесменам их тайваньские коллеги говорят с улыбкой: «Что вы упрямитесь. Закрывайте ваши заводы. В Западной Европе вырабатывается в год по 250 тонн стали на душу населения. На Тайване мы производим сегодня по 600 тонн и наша сталь лучшая в мире, так как наше оборудование более современное, чем в Японии». И это не блеф. 20 млн жителей Тайваня экспортируют почти во все страны мира половину производимой ими продукции, имеют уровень жизни один из самых высоких в Азии (3700 долларов в год на одного жителя, третье место после Японии и Сингапура), располагают наиболее крупными в капиталистическом мире после ФРГ валютными запасами (более 50 млрд долларов). Инфляция отсутствует, хотя 40 процентов государственного бюджета Тайваня уходит на оборону. Пытаясь объяснять истоки тайваньского «экономического чуда», западники ссылаются на исторически присущее китайцам обыкновение вести свои дела, полагаясь не на бесчисленные указания сверху, а на собственную предприимчивость. Да и китайский образ мышления коренным образом отличен от европейского. Западные журналисты как анекдот рассказывают об одном тайваньском фабриканте, который вдруг перестроил свое производство на выпуск переносных вентиляторов, а шесть месяцев спустя уже экспортировал в США полсотни тонн пластмассовой посуды. Островные китайцы, помимо фальшивых швейцарских часов, изготовляют идеально выполненные копии персональных компьютеров ИБМ и программ к ним - и все это по бросовым ценам и сотнями тысяч штук. К тому времени, когда крупные империалистические монополии найдут эффективные способы борьбы с этим пиратством в электронике, на Тайване наверняка освоят собственные технологии. В сорока километрах к югу от Тайбея, столицы острова, уже раскинулся на 2500 гектарах город науки, равного которому нет в Азии - с двумя университетами, крупным исследовательским центром и множеством опытных производств. В этом Индустриальном парке принимают с распростертыми объятиями ученого с перспективной научной идеей, помогают воплотить ее в жизнь, предоставляют кредиты, оборудование, персонал и т. д. Условий немного: новая технология должна быть экономически чистой, а 10 процентов прибыли ученый с гениальными идеями обязан использовать на научные исследования в рамках своего производства. Приглашая к себе иностранцев, страдающих от всеобщей не- разворотливости у себя дома, тайваньцы разрешают им открывать собственное дело, подобно 300 тыс. местных предпринимателей. Тайвань грозится меньше чем через десять лет выйти на уровень новейших разработок по электронике и биотехнологии, что очень беспокоит Японию. Западноевропейские и американские менеджеры завидуют своим коллегам из новых индустриальных стран - у азиатов, этих новоиспеченных пролетариев, подобно у ремесленников, отпуска и зарплата столь же мизерны как льготы и пенсии, а рабочая неделя длинная и нет профсоюзов. В Южной Корее работают в среднем по 57 часов в неделю, отдыхают от 3 до 6 рабочих дней в году. В Европе и в России так эксплуатировали рабочих в XIX веке и до 1917 г. Хозяева Сеула оправдываются, что тамошний люд работает во славу родины, а не ради барышей и потребительства. После войны в Корее 50-х гг. Ким Во Чонг продавал газеты на улице. А в 1987 г. оборот возглавляемого им конгломерата «Даэво» превысил 9 млрд долларов. Половина готовой продукции идет на экспорт. В числе 24 филиалов концерна на южнокорейской территории - судоверфи, автосборочные конвейеры, крупнейший в мире текстильный комбинат, заводы по производству роботов и волоконнооптического кабеля. «Даэво» выпускает ежемесячно 10 тыс. персональных компьютеров и 1,5 тыс. пианино. Господин Ким «весит» 8% валового национального продукта и 10% экспорта Южной Кореи. Сам он удовлетворяется 6 тыс. долларов зарплаты в месяц, жена его работает, а сверхприбыли он перечисляет в фонд национальной патриотической организации. Таким способом Ким Во Чонгу легче поддерживать железную дисциплину персонала, который униформой и ежеутренними построениями - на физзарядку, с последующим исполнением национального гимна - напоминает больше военный сбор, чем собрание мирных тружеников. Такие традиции дают возможность Чонгу предполагать, что и бунтующие на улицах Сеула студенты, повзрослев, также будут вытягиваться в струнку, заложив руки за спину, перед начальством и требовать к себе такого же раболепия от нижестоящих по табелю о рангах. Южнокорейская фирма «Хюндаи» сумела выйти на первое место на автомобильном рынке иномарок в Канаде, оставив позади себя японских гигантов «Хонду» и «Тойоту». В США та же фирма продала 100 тыс. автомобилей менее чем за полгода - абсолютный рекорд для иностранной фирмы, годом ранее еще никому не известной. И это только начало. Так как уже знакомый нам концерн «Даэво» в 1987 г. выпустил со своего роботизированного завода в Инхоне первые 350 тыс. автомобилей, 200 тыс. из которых под американской маркой «Дженерал моторе» (такого рода партнерство оговорено контрактом) поступили в США. Четверть телевизоров и 15% видеомагнитофонов, продаваемых в США, снабжены заводским клеймом «Сделано в Корее». В Сувоне, на самом крупном в мире комплексе заводов электроники, фирма «Самсун» ежегодно производит 2,5 млн телевизоров, 1,5 млн видеомагнитофонов, 2,4 млн микроволновых печей, а также 10% объема мировой торговли микрочипов большой мощности. На сегодня южнокорейцы продолжают оставаться первым в мире экспортером обуви, в особенности спортивной. Прорыв Южной Кореи на мировые рынки произошел не только в сфере потребительских товаров. Те же компании сумели получить и крупные заказы на строительство промышленных объектов «под ключ», полностью оборудованных: завода по опреснению морской воды в Саудовской Аравии, нефтехимического комплекса в Иордании, морских платформ для нефтедобычи, новых городов и т. д. За последние 10 лет Южная Корея сумела захватить 20% мирового рынка судостроения. Концерн «Даэ- во» подписал контракт на строительство для США 12 судов-контейнеровозов на сумму 570 млн долларов. А со стапелей фирмы «Хюндаи» сходит в год по 80 судов, в том числе 30 нефтяных танкеров. По объемам ежегодного экспорта Южная Корея вышла на 12-е место в мире - не имея практически никаких ценных запасов природного сырья, со своими 40 млн населения на территории, составляющей лишь одну четвертую часть площади такой страны, как Франция. В 1981-1986 гг. ВНП этой страны возрос на 45%, а объем выпуска промышленной продукции на 60%. Средний доход на душу населения за последние двадцать лет увеличился с 80 до 2500 долларов. Япония уже ощущает на своей спине жаркое дыхание конкурента. Южнокорейцы заявляют, что не позже, чем через пять лет они догонят по электронике своих бывших колонизаторов. В стране Ясного Утра труженики встают еще раньше, чем в Стране Восходящего Солнца, и южнокорейцы считают японцев ленивыми! 98% южнокорейских детей заканчивают среднюю школу, многие продолжают учебу после очень серьезных конкурсных испытаний. Начиная с 1987 г. 50 наиболее крупных компаний страны вложили 3,5 млрд долларов в исследовательские работы в сфере производства микропроцессоров, видеомагнитофонов и телекоммуникаций. «Самсун» уже имеет свою собственную «Кремниевую долину». И таких научных парков, наподобие калифорнийского, в Южной Корее несколько, хотя и меньших масштабов. Режим южнокорейской военной диктатуры делает все для того, чтобы подавить оппозицию, протестующую - даже попав за тюремные решетки - против политики сверхэксплуатации масс. Правительство отвечает, что значительная часть доходов от экспорта идет на обслуживание внешнего долга (48 млрд долларов на 1987 г.), что ежегодные военные расходы составляют 6% ВНП (в Японии лишь 1 %), что даже и экспорт уже не может считаться панацеей, так как ведущие западные страны воздвигают таможенные барьеры перед «азиатскими драконами». Последние делают то же самое. Капиталовложения иностранцев в Южной Корее оцениваются в 200 млрд долларов, и такие масштабы не очень нравятся местным властям. В начале 1987 г. на стенах домов в десятимиллионном Сеуле можно было прочитать лозунг: «Тот KTO курит иностранную сигарету - предатель родины». Это после того, как под давлением Вашингтона Сеул вынужден был разрешить ввоз в страну сигарет, правда, после взимания с американцев 300% пошлины. Курить вредно - лучше ходить в театр или заниматься спортом. В одной только столице свои помещения имеют свыше 150 театральных трупп, финансируемых частными промышленными компаниями, а на Азиатских играх в Сеуле в 1986 г. (генеральная репетиция Олимпийских игр 1988 г.) Южная Корея завоевала 93 золотых медали - на одну меньше, чем КНР, а извечный исторический соперник Япония - только 57 медалей. У японцев в отношении южнокорейцев есть и серьезные разногласия. То, что Япония привыкла делать на мировых рынках с другими, сейчас делает с ней. Южная Корея, которая на японских лицензиях, технологиях и оборудовании производит товары по себестоимости ниже японских. Стремительный южнокорейский экономический взлет удивляет настолько, что западные журналисты при описании схожих попыток других стран употребляют выражения типа «Будущая Корея Запада?» - таков, к примеру, заголовок экономического обзора по Турции в газете «Фигаро» (11.6.1987). В США своеобразным образом отреагировали на экономические успехи новых индустриальных стран Азии. Ниже следует статья из газеты «Вашингтон пост» (30.1 1988): «Один комитет на уровне кабинета рекомендовал, чтобы президент Рейган отменил специальные торговые привилегии, которыми пользуются четыре быстрорастущие азиатские страны, чье резко увеличившееся активное сальдо в торговле с США создало серьезную экономическую проблему для американской администрации Как сообщают, ожидается, что президент одобрит решение экономического совета при президенте, которое, возможно, будет объявлено уже в субботу и вступит в силу с января будущего года. Эта мера отражает недовольство администрации так называемыми «Четырьмя тиграми» Азии - Гонконгом, Сингапуром, Южной Кореей и Тайванем, темпы роста экономики которых, выражающиеся двузначными цифрами, в значительной мере были достигнуты за счет их торговли с США. Эта мера также отражает укрепление положения этих стран как индустриальных держав. Эти страны, вероятно, будут вычеркнуты из списка 140 менее развитых стран, которым разрешается беспошлинно импортировать в США многие товары по всеобщей системе преференций, в результате чего они получат такой же статус, как Япония, Западная Германия и другие индустриальные страны. Как заявил год назад представитель США на торговых переговорах Клейтон Ииттер, эти четыре ставшие недавно ин дустриальными страны Азии получили по программе всеобщей системы преференций в общей сложности 5,3 млрд долларов благодаря беспошлинной торговле. По существу статус, позволяющий беспошлинный импорт товаров, привел к сокращению цен на товары из этих стран, продаваемые в США, обеспечивая им значительное преимущество перед конкурентами. Согласно подсчетам южнокорейских экономистов, эта акция США приведет к сокращению экспорта в США на 300 млн долларов в год. Никаких прогнозов в отношении других стран получить не удалось. По данным «Ферст Бостон корпорейшн», дефицит американской торговли с четырьмя этими странами вырос с 30,7 млрд долларов в 1986 г. до 37,2 млрд в прошлом году и в настоящее время превосходит американский дефицит в торговле с Западной Европой, который уменьшился с 32,7 млрд долларов в 1986 г. примерно до 30 млрд в прошлом году. Как ожидается, это решение, принятое во вторник, вызовет протесты в этих четырех странах, которые являются верными союзниками США». Американцы всерьез вознамерились «тормознуть» упомянутую азиатскую четверку. Сингапурский корреспондент японской газеты «Нихон хэйдзай» (23.11.1987) сообщал, что «в 1988 г., судя по всему, замедлятся темпы экономического роста новых индустриальных стран Азии в связи с сокращением заказов на их продукцию и уменьшением объема инвестиций, связанным с нынешним глобальным падением курсов акций Полагают, что прирост экономики в Южной Корее, Сингапуре, Тайване и Гонконге составит не более 5-8 процентов. Особенно резкое замедление темпов развития хозяйства ожидается в Гонконге из-за сокращения экспорта в США. Спад в поставках на американский рынок является также главной «больной проблемой» Сеула и Тайваня. На экономику Южной Кореи, в частности, оказывают негативное влияние повышение курса ее валюты в связи с удешевлением доллара и сохраняющаяся политическая нестабильность, вызванная приближающимися президентскими выборами. Сеул намерен добиваться в будущем году 8-процентного прироста экономики, однако имеются опасения, что эта цель не будет достигнута» * * *
Конец ушедшего столетия был периодом пропаганды успехов так называемой «азиатской модели» – в первую очередь, Японии, Южной Кореи, Тайваня и шестерки стран АСЕАН. Быстрый экономический рост этих «азиатских драконов» заставил потесниться постиндустриальные страны. Доля последних в мировом производстве сокращалась в среднем на 0.5% в год. Это дало основания Всемирному банку объявить новые индустриальные страны Восточной Азии «четвертым полюсом роста» глобальной экономики – наряду с США, Японией и Германией/Европой.
Сборочный цех Запада
Что объединяет Японию и новыe индустриальные страны (НИС) Восточной Азии в одну модель, кроме их очевидной географической, исторической и культурной близости?
В последние десятилетия доминирующими отраслями в экономике НИС стали машиностроение и электроника. Широко использовались привлеченные из-за рубежа новые технологии. Япония в момент своего максимального расцвета обеспечивала 82% мирового выпуска мотоциклов, более 80% домашних видеосистем и около 66% фотооборудования. Копируя опыт Японии, страны региона стремились повторить ее успех, формируя схожую отраслевую структуру экономики.
Развитие стран Восточной Азии носило экстенсивный характер. Это подразумевало постоянный приток новых рабочих рук и значительные инвестиции в промышленность. Ускоренное экономическое развитие опиралось на дешевую рабочую силу и вовсе не способствовало росту платежеспособного спроса населения. Внутреннее потребление уже не могло конкурировать с объемами вывозимой продукции. Экономическое развитие этих стран оказалось в полной зависимости от внешнего рынка.
Так, в 1996 г. доля экспорта в Индонезии составляла 26% ВНП страны, Южной Корее – 30%, Таиланде – 39%, Малайзии – 92%. Важнейшую роль в экономическом развитии стран региона стал играть ввоз капитала. Начало было положено еще в 50-е годы, когда США помогали индустриализации Южной Кореи и Тайваня, очевидным соперникам соответствующих коммунистических режимов. Впоследствии акцент был перенесен на государственные заимствования и прямые иностранные инвестиции. Одновременно нельзя не отметить высокую степень зависимости стран Восточной Азии от технологий и ноу-хау из западных стран.
Восточная Азия по существу превратилась в огромный сборочный цех Запада. Главным элементом «азиатской модели» является опора на государство. Конечно, в разных странах эта формула взаимодействия проявлялась по-разному. Например, в Японии государство исполняет «заказ» гигантских конгломератов (дзаибацу), а в Южной Корее национальные компании-гиганты (чеболи) подчиняются воле правительства.
В Индонезии до недавнего времени царил семейный бизнес клана Сухарто, крупнейшие компании страны принадлежали родственникам бывшего президента. Государство обеспечивало поддержку «своим» компаниям через дешевое кредитование, что позволяло легко жить неэффективным фирмам и существовать неэффективной банковской системе.
При значительных объемах внешних заимствований азиатские компании и правительства были заинтересованы в поддержании стабильных национальных валют.
Однако политика твердого курса требует проведения валютных интервенций, что, в свою очередь, сказывается на уровне валютных резервов и государственной задолженности. Именно неспособность поддерживать стабильный курс национальной валюты стала первым звонком «азиатского кризиса», разразившегося в 1997 году.
Чудо кончилось…
В июле 1997 года, истратив за квартал 30% валютных резервов страны, Банк Таиланда согласился с девальвацией бата. Этому примеру, также израсходовав миллиардные суммы, был вынужден последовать и Банк Филиппин. До конца года одна за другой были девальвированы практически все восточноазиатские валюты.
Следующим шагом стал крах на Гонконгской бирже в конце октября. Индекс Хан Сен (Hang Seng) упал за день более чем на 1200 пунктов. Вслед за этим последовало резкое падение индекса ДоуДжонса (Dow Jones). Все это было связано с сильным обесценением акций азиатских компаний. «Пузырь» восточно-азиатского экономического чуда лопнул. Началось бегство инвесторов из региона. В крахе сразу же были обвинены международные спекулянты, чьи действия, якобы, и организовали кризис. Надо заметить, что эти сетования не совсем беспочвенны.
Дело в том, что практика МВФ способствует активизации спекулятивных хеджинговых фондов в той или иной точке глобальной экономики. Элемент кризиса был заложен в традиционной схеме кредитования МВФ и мировых финансовых институтов, услугами которых активно пользовались азиатские страны.
Сложившаяся схема не предусматривает эффективных механизмов распределения, использования и контроля за движением денежных средств. Гарантом выделенных кредитов является государство, и осуществление контроля за использованием заемных средств считается его прерогативой. В результате международные заемщики не могут определить, в какие отрасли и на какие предприятия пошли кредиты, и дошли ли они вообще.
Частные инвестиционные фонды, просчитывая, какие процессы будут инициированы в случае выделения кредитов, стремятся подключиться к финансовым потокам, направляемым в страну. Интервенции со стороны частных портфельных инвесторов накануне прихода кредитов вызывают рост фондового рынка в целом. Начинается активная покупка акций и облигаций предприятий, получивших государственные долгосрочные кредиты, на что компании отвечают новым выпуском ценных бумаг. В результате быстро растет «пузырь» фиктивного акционерного капитала. Что и случилось в Восточной Азии: свободные капиталы активно устремились в перспективную экономику.
Однако экономический рост стран Восточной Азии не носил устойчивого характера. Высокая зависимость от мирового рынка, большие объемы заимствований, во многом искусственно заданный обменный валютный курс предопределили тот факт, что НИС не смогли противостоять ухудшению мировой конъюнктуры. Спекулятивный капитал, почувствовав, что надувание «пузыря» окончилось, стал уходить из региона, еще более обостряя кризисную ситуацию. По некоторым подсчетам, только за первые полгода 1998 года из Восточной Азии было выведено около $50 миллиардов. Результатом «азиатского кризиса» стало резкое падение темпов роста экономик НИС. В 1998 г. темпы роста ВНП стали отрицательными: в Малайзии они составили -7%, в Таиланде, Южной Корее и Индонезии -11%, -7% и -13%, соответственно. Национальные валюты были обесценены минимум на 30%.
Для преодоления кризиса эти страны были вынуждены прибегнуть к массированным внешним заимствованиям, и теперь на большинстве из них висят многомиллиардные долги: от $47 млрд. в Малайзии до $150 млрд. в Индонезии. Однако нельзя не отметить, что потрясения 1997-1998 гг. были преодолены достаточно быстро. На это понадобилось около года. Страны региона смогли реструктурировать свои долги.
Вынужденная девальвация национальных валют сыграла и положительную роль, так как удешевление национальных валют сократило издержки компаний, что позволило восстановить утраченную конкурентоспособность восточно-азиатского экспорта. Уже в 1999 г. экономический спад прекратился. Одновременно сократился импорт, что при сохранившем объемы и даже увеличившемся экспорте позволило добиться значительного роста валютных резервов. Тем не менее, говорить о том, что экономики НИС восстановились, было бы крайне преждевременно. Структурных изменений не произошло. Машиностроение, ориентированное на экспорт, попрежнему составляет основу восточно-азиатских экономик. Доля машиностроения в ВНП «новых азиатских драконов» осталась практически неизменной – 40-50%. Доля экспорта даже возросла, что связано, в первую очередь, с резким обесценением стоимости ВНП в долларах из-за девальвации национальных валют.
С 1999 г. снова начала увеличиваться задолженность НИС. Растут и расходы на обслуживание внешнего долга, а это десятки миллиардов долларов. Так что краткое по времени ускорение экономического развития носило, скорее, восстановительный характер. Уже в 2001 г. темпы прироста экономик НИС сократились чуть ли не вдвое.
«Пузырь» начался с Японии
Совершенно очевидно, что «азиатский кризис», разразившийся в 1997-1998 гг., стал продолжением вялотекущего японского кризиса. Напомним, что в Японии во второй половине 80-х годов, на волне экономического подъема, начал раздуваться пресловутый финансовый «пузырь». За десять лет капитализация японского фондового рынка выросла почти в шесть раз, а к 1990 г. капитализация компаний в 80-120 раз превышала их ежегодную прибыль.
В 1991 г. произошло торможение темпов роста национальной экономики, что стало сигналом для инвесторов о необходимости сбрасывать ценные бумаги. Одновременно лопнул «пузырь» в секторе недвижимости. В 1990-1994 гг. потери от обесценения акций японских промышленных компаний составили $2.6 трлн. (валютные резервы Банка Японии в этот период были на уровне $100 млрд.), а убытки от снижения цен на земельные участки и недвижимость превысили $5.6 трлн. Понятно, что первая волна кризиса в японской экономической системе стимулировала бегство капитала из страны – капитал устремился «снимать пенки» в других странах региона.
По схеме обратной связи Япония стала непосредственной участницей и кризиса НИС конца 90-х годов. Пришла вторая волна. Как и в других странах Восточной Азии, началось абсолютное падение ВНП, резко вырос государственный долг, прокатилась волна банкротств. В последние годы в Японии продолжалась стагнация, которая перешла в рецессию. У японской экономики на сегодняшний день две ключевые проблемы – дефляция и накопление банками «плохих» кредитов. Оба явления подпитывают друг друга и стимулируют продолжение рецессии. Политика структурных реформ японского правительства пока не дала в этой сфере никаких результатов. С дефляционной спиралью пытаются бороться за счет ослабления денежной политики. Однако в течение трех последних лет индекс потребительских цен продолжал падать. В 2001 г. он в очередной раз упал на 0.7%.
Одновременно все эти три года сокращается положительное торговое сальдо Японии. Только в прошлом году оно уменьшилось на 38%, что явилось самым крупным падением с 1970 г. К концу года безработица достигла 5.6% – это самый высокий уровень после 1953 г., когда была введена нынешняя система регистрации безработных. На 4.4% упали потребительские расходы населения. Угроза коллапса банковской системы вызвала в стране золотую лихорадку, и сейчас японцы предпочитают вкладывать деньги в золото. Иена с ноября 2001 г. по январь 2002 г. упала более чем на 10%. Это происходило на фоне постоянных заявлений японских официальных лиц о том, что слабая валюта их вполне устраивает. Падение курса иены рассматривается как содействие усилиям Токио по оживлению собственной экономики. МВФ прямо заявил в своем «World Economic Outlook», опубликованном в декабре 2001 г., что для преодоления дефляционных тенденций Япония нуждается в ослаблении монетарной политики, даже ценой дальнейшего обесценения иены. Слабая иена, если она явится результатом политики по восстановлению жизнеспособности экономики Японии, будет положительным фактором также и для других стран Азии. В декабре прошлого года Банк Японии поднял свой уровень ликвидности, что МВФ назвал правильным шагом.
Последнее китайское заявление
Однако подобный подход к решению японских проблем вызвал возражения среди восточно-азиатских стран. Малайский премьер-министр Махатхир Мохамад заявил, что дальнейшее ослабление японской иены может заставить Китай девальвировать юань, что, в свою очередь, приведет к падению курсов валют по всему региону. По прогнозам, иена может перейти этот уровень в ближайшие месяцы.
Однако западные специалисты тут же спрогнозировали, что снижение Пекином курса юаня к доллару – перспектива крайне отдаленная. В КНР больше думают о том, как поддержать финансовую стабильность в условиях вступления страны во Всемирную торговую организацию, нежели о некоторых потерях в экспортной конкурентоспособности. Эти ожидания подкрепляет тот факт, что Китай воспротивился давлению снизить курс своей валюты во время регионального кризиса 1997-1998 годов. Это помогло избежать вредоносного цикла повторных девальваций, и Пекин получил массу хороших слов от международных кредитных агентств и региональных лидеров.
Однако именно мнение малайского руководителя получило поддержку Китая. Безостановочное обесценение иены, несомненно, нанесет ущерб стабильности обменного курса юаня. Исходя из такого понимания разворачивающихся процессов, управляющий Центрального Банка КНР Дай Сянлун выразил надежду, что японское правительство предпримет надлежащие меры, чтобы удержать иену от свободного падения. Главный китайский банкир заявил, что девальвация иены более чем на 10% с конца 2001 г. не оказала серьезной помощи японской экономике, а на других азиатских экономиках сказалась негативно, в частности, создала огромное давление на китайский юань.
Если тенденция падения иены не будет преодолена немедленно, сказал Дай Сянлун, это поведет к девальвациям широкого спектра азиатских валют и может заставить Народный Банк Китая (Центробанк) девальвировать юань для сокращения экспортного давления. Он также заявил, что эта позиция КНР была доведена до японского правительства, что Япония, являясь второй по величине экономикой мира, вполне в состоянии поддерживать стабильный обменный курс. По мнению банкира, США держат сильным свой доллар, хотя их экономика «не лучше».
В то же время Дай Сянлун заверил, что Китай будет совершенствовать регулирование валютообменных операций и сохранять как сильные позиции в балансе платежей, так и стабильность обменного курса. Механизм формирования обменного курса будет усовершенствован. Наряду с улучшением регулирования текущих операций был обещан прогресс в деле конвертируемости по капитальным операциям. Одновременно ведется работа над заключением соглашений об обмене валют с Японией, Республикой Корея и АСЕАН. Эта работа направлена на обеспечение финансовой стабильности региона. К концу минувшего года валютные резервы Китая достигли $212.2 млрд., что означает прирост на $46.6 млрд., или на 28.14%, к тому объему, что имелся на начало 2001 года.
Вместе вперед – с сердечным пониманием
В заключение хотелось бы обратить внимание на поездку японского премьера в страны Юго-Восточной Азии. Премьер-министр Японии Джуничиро Коицзуми отправился в свое международное турне, по всей видимости, с целью воспрепятствовать росту международного влияния Китая. Находясь в Сингапуре, Коицзуми призвал руководителей стран ЮВА создать сообщество наций, которое продвигало бы вперед дело либерализации торговли и поддерживало стабильность в регионе. По его словам, целое единой Восточной Азии – больше, чем сумма ее частей. Поэтому задачей стран региона должно стать формирование сообщества, работающего вместе и двигающегося вместе вперед. Это выступление было тут же оценено наблюдателями как внесение серьезных корректив в отношения Токио со странами Юго-Восточной Азии. Эти коррективы намечаются впервые со времени провозглашения так называемой «доктрины Фукуда» в 1977 г. Тогда премьер-министр Такео Фукуда, считающийся одним из главных политических наставников Коицзуми, заявил, что отношения Японии со странами-членами АСЕАН должны базироваться на равном партнерстве и «сердечном понимании». Эта позиция оставалась ключевой в течение последних десятилетий. А тем временем Китай начал реформы в экономике, наращивая свое региональное присутствие и свои вооруженные силы. Теперь Японии надлежит отвечать на изменения, происходящие в континентальном Китае.
В своей сингапурской речи Коицзуми заявил, что прошлое стран региона может быть различно, но будущее едино в поддержке друг друга. Ключевыми членами нового сообщества должны стать АСЕАН, Япония, Китай, Республика Корея, Австралия и Новая Зеландия. В целом идеи Коицзуми отражают позиции других азиатских политиков, заявляющих о необходимости создания более жесткой институциональной структуры в Восточной Азии.
Построение нового сообщества возможно на базе существующих многосторонних групп. На практике пожелания Коицзуми отражают стремление добиться с АСЕАН такого же типа соглашения о свободной торговле, как то, которое недавно подписали страны АСЕАН и КНР (точнее, было достигнуто соглашение о формировании общей зоны свободной торговли «АСЕАН+КНР»).
Таким образом, в Восточной Азии разворачивается схватка между прежним неоспоримым лидером Японией и прежней региональной парией Китаем. Новые индустриальные «азиатские драконы» откровенно стремятся переориентироваться на Китай и получить тем самым доступ к его безграничному рынку. Несомненно, что в этом их стремлении не последнюю роль сыграл «азиатский кризис». Если китайский экономический рост не будет сорван, то КНР сможет предложить реальную альтернативу западным рынкам, на которые прежде ориентировались азиатские НИС. Ослабевшая Япония сегодня мало что сможет сделать, чтобы побороть эту альтернативу. Скорее всего, ей остается выступать в роли просителя, чтобы ее приняли в экономический клуб, созданный без участия Страны восходящего солнца.
Юрий Цыганов
Страны Восточной Азии – Южная Корея (Республика Корея), Тайвань, Гонконг (с 1999 г. в составе Китая), Сингапур – называли азиатскими «тиграми», к ним примыкали «драконы» - Малайзия, Таиланд, Индонезия, Филиппины. «Тигров» считали образцом авторитарной модернизации, где в условиях ограничения демократии были достигнуты впечатляющие экономические результаты: 8 – 12% ежегодного роста экономики, например, В Южной Корее на протяжении более чем 30 лет.
Каким образом Южная Корея – крестьянская страна, находившаяся 40 лет (1905 – 1945 гг.) под контролем Японии и развивавшаяся как сырьевой придаток японской экономики, - оказалась в списке высокоразвитых стран мира в начале XXI в.? Какой секрет успеха привезли с собой в 1949 г. на экзотически красивый остров Тайвань, где не было промышленности, партия гоминьдан и остатки армии Чан Кайши (2 млн человек), бежавшие из коммунистического Китая?
Ускоренная индустриализация проводилась в этих странах не за счёт крестьянства. На Тайване начали с аграрной реформы, в результате которой в стране сложилась фермерская система в сельском хозяйстве. А в Южной Корее государство даже специально увеличивало закупочные цены на сельхозтовары, чтобы поддержать крестьянские хозяйства. В Южной Корее государство активно поддерживало два десятка огромных частных финансово-промышленных корпораций, которые называли конгломератами, так как они выпускали самые различные товары. На Тайване государство сделало ставку на развитие малого и среднего бизнеса, который сейчас производит 70% товаров и услуг и в котором занято около 70% населения страны. Рецепты разные, но итог один – «экономическое чудо».
Более 30 лет просуществовала военная диктатура в Южной Корее и однопартийный авторитарный режим на Тайване. Только в 1992 г. в Южной Корее и в 1996 г. на Тайване состоялись первые свободные выборы. В Южной Корее массовые выступления протеста вынудили военных пойти на демократизацию, а на Тайване была организована «тихая революция» сверху, но также в условиях роста влияния оппозиционных сил и под давлением широкого общественного мнения. Заслуга военных лидеров и авторитарных правителей в движении стран к демократии сводились к тому, что они не стали применять массовые репрессии против оппозиционных сил, требовавших демократизации и свободных выборов. «Нетерпимость в малом может привести к большим беспорядкам», - говорил наследник Чан Кайши на Тайване, идя на уступки оппозиции. Но оказалось наоборот, даже малые уступки по предоставлению свободы слова и созданию оппозиционных организаций привели к массовому движению за свободные выборы, которое остановить было уже нельзя.
До того как эти страны встали на путь демократии, господствовало мнение, что именно авторитарные режимы обеспечили их экономический успех. Эти режимы часто ставились в пример другим странам, которые стремились справиться с отсталостью.
Действительно, индустриализация связана с усилением роли государства. Но диктатура не залог успеха. В целом ряде стран диктатуры не только не способствовали модернизации страны, а напротив, консервировали отсталость и бедность, вели страну к катастрофе, голоду, междоусобным конфликтам. Диктатура застоя (Заир) – так называют такого рода режимы.
Не диктатура, а традиции конфуцианства, считают современные исследователи, стали решающими для экономического успеха азиатских «тигров». Конфуцианство распространено в Китае, на Тайване, где собственно живут китайцы, а также в тех странах, где они составляют значительную часть населения или играют важную роль в предпринимательстве (Сингапур – 70%, Малайзия – 35%, Таиланд – 15% и др.), и в Корее. Дисциплинированность, трудолюбие, уважение к старшим, личная преданность, уважение к начальству сочетаются в конфуцианстве с требованиями самосовершенствования, подчёркнутым вниманием к учёбе. Как говорят экономисты, квалифицированная, дисциплинированная и дешёвая рабочая сила и стала локомотивом «экономического чуда» в странах Восточной Азии.
Борьба с левыми силами была главной для латиноамериканских диктатур. Для восточноазиатских стран – Южной Кореи и Тайваня – главным было обеспечить политическую и социальную стабильность в условиях внешней угрозы. Южная Корея жила в напряжённом ожидании провокаций со стороны социалистического режима Северной Корее, который был инициатором войны против Южной Кореи (корейская война 1950 – 1953 гг.). Поэтому считали, что северокорейский режим не пропустит момента, чтобы воспользоваться малейшими сложностями своего соседа. Таковы основания авторитарного режима в Южной Корее. Опасения были не напрасны – в 1968 г. северокорейский режим пытался спровоцировать партизанскую войну на территории Южной Кореи. После прекращения «холодной войны» в Южной Корее вздохнули свободнее. Было уже выиграно и экономическое соревнование: в социалистической Северной Корее в 1990-е гг. стала реальностью угроза голода, а Южная Корея вошла в число развитых государств мира.
Внешняя угроза была решающей и для Тайваня. Коммунистический Китай рассматривал остатки армии Чан Кайши на острове как недобитых противников, а тайваньский режим считал, что материковый Китай захвачен «коммунистическими мятежниками». Большинство стран мира, включая Россию, признают Китай единой страной, Тайвань не является членом ООН, и его юридически не считают независимым государством. Даже несколько дней нестабильности на острове режим позволить не мог, будучи уверенным, что любым замешательством может воспользоваться Пекин. Поэтому демократизацию на Тайване под напором общественного мнения провели, но сверху, как «тихую революцию».
