Экономическая история сибири. сооружение Транссибирской железнодорожной магистрали было осуществлено за счет внешних финансовых и материальных ресурсов - экономика Сибири была не в состоянии обеспечить реализацию подобного проекта. На жизни регионов огром

Активность России на южных и западных границах одновременно сопровождалась менее заметным для иностранцев, но оттого не менее значимым проникновением русского влияния на восток, в Сибирь. Это было вызвано несколькими обстоятельствами. Во-первых, сибирская пушнина была одним из главных источников пополнения казны. В условиях, когда пушной зверь был почти истреблен в районах его прежней добычи, богатства Сибири приобретали особое значение. Во-вторых, бегство на окраины, куда еще не дотягивалась тяжелая рука московских властей, было одним из следствий растущего социального гнета, также как городские восстания и волнения крестьян.

По этой причине освоение Сибири на начальном этапе было результатом не столько государственной колонизации, сколько делом рук вольных промышленников и казаков, на свой страх и риск отправлявшихся в дальние экспедиции по неизведанным землям. Это было делом крайне непростым. Единственными транспортными артериями в Сибири были реки и когда они покрывались льдом, путешественникам приходилось останавливаться и зимовать. На месте зимовок возникали поселения, постепенно превращавшиеся в города. Так в 1587 г. был основан Тобольск, ставший на долгое время столицей Сибири, почти одновременно возникли Тюмень, Сургут, Нарым, Томск. В устье Оби был построен город Мангазея, превратившийся в главный торговый и перевалочный пункт.

До прихода русских землепроходцев на территории Сибири жили разные, очень несхожие между собой, племена. По берегам Оби обитали ханты и манси (русские называли их остяки и вогулы), к северу от них ненцы (самоеды), далее на восток - эвенки (тунгусы). По течению реки Лены расселились якуты, а вокруг озера Байкал - буряты. Якуты и буряты занимались скотоводством, у них уже появилась племенная знать и князья - «нойоны». Другие же племена находились еще на стадии родового строя. Основным эвенков и других племен лесной зоны продолжала оставаться охота, ненцы и чукчи, населявшие крайнюю северо-восточную оконечность материка, занимались оленеводством.

Русское проникновение в Сибирь не всегда шло мирно. Коренное население принуждалось платить ясак - дань пушниной. Не раз сибирские племена поднимали восстания против пришельцев, но огнестрельное оружие казаков как правило обеспечивало им перевес. Все дальше и дальше на восток возникали города-крепости, становившиеся опорой русской власти. В 1628 г. был основан Красноярск, в 1632 г. Якутск, в 1652 г. на реке Ангаре было построено Иркутское зимовье, на месте которого позднее вырос город Иркутск.

Экспедиции промышленников и казаков-землепроходцев позволили нанести на карту огромные территории. В 1648 г. казаки под началом Федота Попова и Семена Дежнева шести кочах (легких судах) вышли в море из устья реки Колымы. Идя на север, они обогнули мыс, названный ими Большой Каменный Нос. Сейчас этот мыс - восточная точка Азиатского континента, носит имя Дежнева. В 1644 г. отряд Василия Пояркова, выйдя из Якутска, добрался до низовий Амура. Шесть лет спустя экспедиция Ерофея Хабарова положила начало освоению среднего Приамурья. Здесь были построены города Нерчинск и Албазин.

В Приамурье русские владения впрямую приблизились к границам Китая. Уже отряд Хабарова имел несколько стычек с китайцами. В последующие годы столкновения стали еще более частыми. Для того, чтобы снять напряженность на границе, в 1676 г. в Пекин было направлено русское посольство под началом Николая Спафария. Послы были приняты китайским императором, но урегулировать спорные вопросы им не удалось. Более того, в 1683 г. китайские солдаты напали на Албазин, взяли город и увели в плен оборонявших его казаков. Лишь в августе 1689 г. в Нерчинске был подписан договор между Россией и Китаем. По его условиям границей между двумя странами объявлялась река Амур. Русские обязались оставить Албазин, но сохранили за собой Нерчинск и другие поселения в этом районе.

Понадобилось менее столетия для присоединения к России огромной территории от Урала до Тихого океана. Конечно, Сибирь еще надолго осталась пустынным и слабозаселенным краем. Но присоединение земель на востоке имело очень важное значение для России. Помимо пушнины и огромных запасов земли, Сибирь была богата рудой и другими полезными ископаемыми. В окрестностях Нерчинска уже в конце XVII века стали добывать серебро. Освоение Сибири стало основой растущей российской мощи.

В конце XVIII-первой половине XIX в. продолжалось еще более широкое заселение русскими сибирской территории. Русские поселения создавались, например, в долинах крупных сибирских рек для обеспечения транспортных путей. Складывались своеобразные группы затундринских крестьян на Таймыре, в Якутии. Русские установили более тесные связи с народами Чукотки и Камчатки, продолжалось также расселение русских и на пограничных территориях - в верховьях Оби, Енисея, а также на Амуре. Процессы ненасильственной ассимиляции сибирских этнических групп русским населением становятся характерными в этот период не только для районов интенсивного земледельческого освоения.

Влияние русской земледельческой культуры на северо-западе Сибири сильнее всего сказывалось у западносибирских татар, манси и отдельных групп хантов и селькупов. Местами здесь даже складывались смешанные сельские общины, в которых народы Сибири жили оседло и в образе жизни следовали русским.

О манси Туринского уезда сообщалось: «инородцы вогульского племени, живущие сопредельно или лучше сказать смешанно с крестьянами... по образу своей жизни и быту мало различествуют от первых; они занимаются частию земледелием и сближаются с оседлою жизнью, юрты у многих из них по удобству к жизни не уступают домам среднего состояния государственных крестьян этого края». 159

О манси по Тавде и Пелыму Регули писал, что они «усвоили образ жизни чисто русский, говорят всегда по-русски, и о том, что они составляли некогда один народ с вогулами, у них осталось одно воспоминание». 160 Об иртышских хантах Кастрен писал, что они «забыли свои древние установления и в настоящее время почти во всем следуют русскому судопроизводству». 161

В земледельческих районах сельская община состояла из семей, уже не связанных между собою родовыми узами. Каждая семья владела своими угодьями, и прежде всего пахотными. Часть земель и угодий (луга, водоемы) оставалась в общинном владении. Пахотные угодья делились между дворами по числу душ. Душевые наделы были различны в отдельных районах и зависели от количества земли, которой располагала община. Периодически, как и в русской деревне, производились переделы.

Формы эксплуатации коренного населения здесь были однотипными с формами эксплуатации русского трудового крестьянства. Когда по Уставу 1822 г. западносибирские татары были отнесены к категории оседлых народов, на них в полной мере распространилась налоговая система, существовавшая у русских. В результате значительная часть татар была вынуждена уходить в города на заработки. Беднейшая часть манси и хантов работала в это время по найму у русских крестьян.

В первой половине XIX в. значительно усилилось имущественное расслоение среди оленеводов. У ненцев и нижнеобских хантов практиковалась не только отдача оленей на выпас беднякам, но и прямое использование бедноты в качестве рабочей силы в зажиточных хозяйствах. У кетов также более отчетливой была имущественная дифференциация среди оленеводов.

Широкое распространение в первой половине XIX в. получает сдача в аренду рыболовецких участков. Например, в 1848 г. березовские ханты отдавали в аренду 150 участков на сумму 6050 руб.; арендаторы получили на них рыбы на 99 500 руб.

Несмотря на все более значительную роль товарно-денежных отношений, чему способствовала организация крупных ярмарок специально для торговли с коренным населением (Обдорск, Сургут, Туруханск и др.), сохранялся и прямой товарообмен. В Березове «за лодку нужно заплатить столько максунов, сколько в нем поместится оных; за котел платится чистого рыбьего жира столько, сколько в него можно налить; за простой ножик с деревянным черенком, облитым оловом, платилось от 30 до 50 максунов; аршин простого, красного или желтого драдедаму стоит 4 песца или 120 максунов; даже простое медное кольцо, стоящее едва ли!/2 коп. серебром, продается за 1-2 максуна. Сами же березовцы получают за максуна, сдаваемого на дощаники, не дешевле 10 коп. серебром». 162 Характерным явлением первой половины XIX в. был рост торговых посредников из среды зажиточного местного населения. На Обском севере эту роль чаще всего выполняли коми, на Енисейском - якуты.

Царское правительство охотно поддерживало представителей растущей местной знати и поощряло межнациональную рознь. Так, по Уставу 1822 г. в состав хантыйских волостей были включены и обские ненцы. На хантыйских князцов возлагались обязанности собирать с ненцев ясак и «разбирать маловажные дела, как-то: ссоры, драки, кражи, разные споры». 163 Князцы весьма усердно помогали царской администрации эксплуатировать местное население и при этом извлекали немалую выгоду и для себя.

Особенно тяжелым стало положение трудящихся масс в 20-х годах XIX в., когда обложение ясаком по сравнению, например, с 1763 г. увеличилось почти на 300%. Чиновники Тобольской казенной палаты заявляли в 1828 г., что «инородцы тогда (в 1763 г., - Авт.) были гораздо зажиточнее, нежели в нынешнее время». 164 По расчетам С. С. Шашкова, население Западной Сибири отдавало в казну от 40 до 60% своего ежегодного дохода. 165 Неудачи на охотничьих и рыболовных промыслах приводили к голодовкам (например, в 1810, 1811, 1814 и 1817 гг.).

Социальные отношения у народов северо-западной Сибири не были однородными. У всех групп росло имущественное и социальное неравенство, обострялись внутренние противоречия. Распад родовых связей и оформление чисто территориальных отношений (в рамках общей феодальной системы) были наиболее ярко выражены у групп, занимавшихся под влиянием русских земледелием. У оленеводов процессы индивидуализации производства (хозяйство малых семей) и оформления зажиточной верхушки также имели место. Однако у них в большей мере, чем у земледельцев, сохранялись черты патриархально-родовой организации. Наименее ярко процессы роста имущественного неравенства были выражены у тех групп, у которых главная роль в хозяйстве оставалась за охотой и рыболовством.

Растущее русское влияние и частичная ассимиляция русской земледельческой средой отдельных этнических групп отмечались также в районах, примыкавших к Алтае-Саянскому нагорью - по Иртышу, Оби, Чулыму и Енисею. Этот процесс охватил, например, часть телеутов, кызыльцев и качинцев, а также остатки ранее тюркизированных южных самодийцев (камасинцев, карагасов и др.) и кетских племен (коттов и др.). Не подверглась обрусению лишь небольшая часть кетов, продвинувшихся на Таз и вниз по Енисею от Подкаменной Тунгуски до Курейки.

В то же время отмечались процессы консолидации у хакасов и алтайцев, завершивших ассимиляцию южносамодийских и кетских групп. Процесс консолидации и ассимиляции шел довольно активно и на территории степных тувинских племен. Наиболее четко этот процесс проходил у хакасов, чему в немалой степени способствовал Устав 1822 г., административно закрепивший и усиливший этническое сближение внутри хакасского общества. Так, в составе Минусинского уезда Енисейской губернии были образованы Степные думы качинцев и койбалов, а к Сагайской (позже Аскызской) думе 166 отнесены сагайцы и бельтиры; в составе Ачинского уезда той же губернии была образована Степная дума кызыльцев.

Процесс консолидации несколько своеобразно проходил у алтайцев. Южные их группы (собственно алтайцы, телеуты, теленгиты и др.) развивались несколько обособленно от северных (тубалары, кумандинцы и др.), к которым были весьма близки шорские племена.

Для социальных отношений хакасов и алтайцев характерно, с одной стороны, слияние с русским обществом в местах совместного проживания и интенсивного земледелия, с другой стороны, в зависимости от главного направления хозяйственного комплекса у них сохраняются определенные традиционные отличия от русских.

В степных районах у южных алтайцев и части хакасов преобладало скотоводство. Обширные пастбища, находившиеся в общем владении по царскому законодательству, т. е. формально, фактически были в полном распоряжении отдельных богачей. Территория, отводимая во владение той или иной группе «инородцев», не подвергалась какому-либо межеванию. Это давало возможность распоряжаться ею по своему усмотрению (например, зайсанам у алтайцев). К этому надо добавить, что все южные алтайцы были прикреплены (или «приписаны») к своим дючинам (должностным лицам) и волостям не по территориальному, а по родовому принципу. Был нарушен родовой принцип землепользования у хакасских скотоводов, занявших свободные земли после ухода енисейских киргизов.

Царская власть сохранила за местной богатой скотоводческой верхушкой (зайсаны, баи) их социальные привилегии, но избавила трудящихся от официальных поборов в пользу местных князцов, заставив их вносить ясак в царскую казну. Однако натуральные поборы с бедноты в пользу местной верхушки практически сохранились. Зайсан по-прежнему был богатеем. Хотя у него не было военной дружины, но исполнительная власть и суд (передававшиеся ранее по наследству) находились в его руках, и он поэтому был по существу властелином судьбы и имущества каждого своего «подданного». Насколько хорошо алтайские зайсаны чувствовали прочность своего положения, говорят факты сдачи в аренду русским крестьянам земель, отведенных им «во владение» и в общее для всех алтайцев пользование.

Опираясь на местную эксплуататорскую верхушку, царские чиновники занимали жесткую позицию по отношению к трудовым массам. На Алтае, например, налогами облагались в одинаковом размере как богачи, владевшие стадами в тысячи голов скота, так и бедняки. Царское правительство смотрело также сквозь пальцы на земельные захваты зажиточных русских крестьян, стеснявших землепользование бедняков, но оно принимало меры по жалобам зайсанско-байской верхушки. Как правило, царские чиновники не реагировали и на многочисленные факты произвола местной знати по отношению к трудовому населению.

У племен, осваивавших горно-таежные пространства (шорцы, северные алтайцы, часть хакасов), охотничьи угодья были общими для всех, кто мог зайти сюда на промысел зверя. Однако в связи с консолидацией племен и более компактным расселением близкие охотничьи угодья охранялись от посещений «посторонних» охотников. Эти относительно близкие от местожительства или более удобные промысловые территории считались собственностью отдельных родов, больших патриархально-семейных и сельских общин. «Посторонних» для данной территории охотников, застигнутых на промысле, прогоняли, добычу у них отнимали и разрушали их охотничьи шалаши.

Охотились на своих территориях коллективно, небольшими группами, обычно состоявшими из родственников, а добычу делили уравнительно. Так же поступали и охотники сельских общин, где охотничьи артели на время промысла комплектовались по соседскому, а не родственному принципу. Коллективный труд на промысле, коллективная собственность на добычу и коллективное ее распределение являлись характерными для этих групп населения.

Однако и здесь в рассматриваемое время возникали новые общественные отношения. Полученная при разделе пушнина составляла личную собственность. Спрос на пушнину был очень велик, и вся она представляла собой товарную продукцию, реализуемую (за исключением отданной в ясак) на рынке, обычно через скупщика. Посредством реализации полученной в долю пушнины охотники были втянуты в товарные отношения. В этих условиях возросла роль скупщика как из среды русского, так и аборигенного населения.

Торгово-ростовщическая эксплуатация сильно влияла на появление и развитие имущественного неравенства у скотоводов и охотников. Наряду с коллективной собственностью на промысловые угодья, пастбища и пахотные земли существовала личная собственность на жилье и домашнее имущество, орудия труда и средства транспорта. Особое место в системе собственности занимал скот. Владение небольшим количеством скота, включая и чисто транспортное поголовье, было характерно и для охотничьего, и для скотоводческого типов хозяйства. При этом имущественное неравенство и различные формы эксплуатации, например отдача скота на выпас бедноте, были особенно характерны для типичного скотоводческого хозяйства с развитой личной собственностью на скот и продукцию труда. Эти же явления, хотя и в ослабленной форме, отмечаются и в хозяйстве охотничьих племен.

В целом процессы дальнейшей феодализации хакасского и алтайского общества были особенно характерны для типичных скотоводческих групп, хотя у них сохранялись и пережитки патриархально-родовых отношений. Наоборот, у охотничьих групп эти процессы были ослаблены, здесь в большей мере прослеживались черты первобытнообщинных отношений с постепенным вытеснением чисто родовых связей территориальными.

Важнейшим фактом в развитии хозяйства бурят в конце XVIII-первой половине XIX в. явились успехи земледелия. В 1824 г. среди бурят числилось 14543 оседлых и 129447 кочевых хозяйств земледельцев. «Кочевыми земледельцами» назывались те хозяева, которые соединяли земледелие со скотоводством (их соотношение в отдельных районах было различным). Эти цифры становятся особенно показательными, если учесть, что исключительно скотоводством и промыслами в это время занималось только 32 944 хозяйства.

Земледелие стало одной из основ бурятского хозяйства, в особенности в Предбайкалье. Увеличивались посевы, улучшалась обработка земли, в некоторых районах применялось искусственное орошение. Все это способствовало превращению земледелия в товарную отрасль. Н. А. Бестужев в 1851 г. писал: «В Иркутской губернии, кроме здешнего Забайкалья, буряты настоящие кормильцы хлебом». 167

В это время у бурят заметны успехи и в развитии скотоводства. Экстенсивное скотоводство, особенно в Западной Бурятии, вытесняется более высокими формами со стойловым содержанием скота, значительным развитием сенокошения.

Из домашней промышленности по-прежнему большое значение сохраняли кузнечное дело и скорняжество. В некоторых районах кузнечное дело обособилось в отдельную, самостоятельную отрасль хозяйства. Росла товарность хозяйств бурят. Крепла и связь их с рынком. Учитывая возросшие поставки бурят на рынок, русская администрация издала в 1812 г. специальное постановление об учреждении ярмарок в районах расселения бурят на трактовых дорогах. Буряты поставляли на рынок кожи, масло, жир, скот, мясо, сало, хлеб, сено и другие товары. В связи с крупными изменениями в хозяйстве усилился переход населения к оседлости, особенно заметно у западных бурят. Переходя на оседлость, буряты использовали опыт русских крестьян и строили избы по русскому образцу.

Социальные отношения бурятского общества конца XVIII-первой половины XIX в. характеризуют процессы дальнейшей феодализации при сохранении пережитков патриархально-родовых отношений.

Буряты делились на роды. Бурятский род этого времени представлял собой административно-территориальную единицу, в основе которой лежал действительный род, включавший в себя также части других родов. Раздробление родов, расселение их отдельных частей в различных районах приводило к смешению, а правительственная политика сплачивала отдельные родовые группы вокруг наиболее значительных по численности.

Бурятская община в первой половине XIX в. раздиралась острыми классовыми противоречиями. Не случайно в 1819 г. администрация разделила бурят на «классы по состоянию». Таких «классов» было установлено четыре: первый - «самые богатые, которые имеют превосходное изобилие в скотоводстве, хлебопашестве, сверх всего занимаются извозом тягостей и прочего»; второй - «достаточные», которые имеют «умеренное скотоводство и хлебопашество и не имеют ни в чем недостатка»; третий - те, кто «имеют только небольшое количество пашни, сенокосов, скота, необходимого для обработки оных и для домашнего обихода, и которые непосредственно могут исправлять государственные подати и общественные повинности» и четвертый - «совершенно неимущие. .., престарелых лет, неизлечимые в болезни, малолетние и вместе не имеющие ни родственников, ни состояния»,.

в землевладении у бурят существовало переплетение общинного и частновладельческого начал. При общинном землевладении земля закреплялась за «родом» или его частью. Здесь сохранялась общее пользование «кочевьем и скотским выпуском» и душевое наделение сенокосными угодьями и пахотными землями. Периодически производился передел угодий по количеству душ мужского пола или по числу голов скота. Этот принцип создавал неравномерность землепользования, поскольку существовала личная собственность на скот и резкая дифференциация по владению скотом. Неравномерность усиливалась захватом нойонами общинной земли, зачастую оформлявшимся юридически.

Под давлением нойонов выделение угодий формально проводилось с согласия общества, по мирскому приговору. Лишаясь общинных угодий, рядовые буряты молчали, боясь гнева нойонов. «Хотя мы вправе были жаловаться по начальству, но боясь мщения за то Дымбылова, как главного начальника нашего, и оставались в молчании». 168

Богатые земле и скотовладельцы - это в большинстве случаев и административная верхушка бурят. «Все старшины богаты скотом и деньгами и владеют обширнейшими и лучшими землями, простолюдины же, напротив, более и более беднеют», - писал М. Геденштром. 169

Хозяйство средних бурятских крестьян было неустойчивым: неурожаи, падеж скота, податной гнет вызывали необходимость ссуды у богатых, итогом чего являлась «задолженность у состоятельных людей в срочную и прочую работу». 170

Типичными формами эксплуатации богатой и зажиточной верхушкой бедноты являлись: кредитование под отработки или ростовщические проценты и отдача скота на выпас под те же отработки. Бурятская верхушка узаконивала эти ранние формы эксплуатации, возникшие еще в условиях распада патриархально-родового строя и ставшие теперь феодальными, внося соответствующие статьи в своды обычного права. Так, одна из статей «обычаев братских Идинского, Тункинского, Балаганского и Кудимского ведомств» гласила: «Буде между собою братские задолжаются и тем платить ему будет нечем, то таковой, не лишаясь за долг своего имения, чтобы не разориться, отдается заимодавцу или кому другому в работу». 171

Во время сенокоса и уборки хлебов богатые буряты нанимали бедных «по вольному найму», платя либо за день, либо за весь сезон летних и осенних работ. По-видимому, в начале XIX в. можно говорить о за-

рождении здесь элементов капиталистических отношений, однако были еще слабы. Преобладали феодальные формы эксплуатации, соединявшиеся часто с прямыми поборами и грабежом бурятской верхушкой своих сородичей.

Созданные у бурят по Уставу 1822 г. родовые управления, инородческие управы и Степные думы (последних было создано 12) превратились в органы «степной аристократии», через которые нойоны помогали царской администрации угнетать рядовую бурятскую массу с тем сами беззастенчиво грабили своих «родовичей».

По ревизии М. М. Сперанского было обвинено в злоупотреблениях 255 бурятских нойонов. Царское правительство, отдавая под суд наиболее зарвавшихся «правителей», в целом поддерживало бурятскую верхушку. Часть нойонов получила чины и даже возведена была в дворянское сословие. Характерно также, что в замещении должностей в органах бурятского управления царская администрация решительно поддерживала наследственный принцип, который, как правило, и определял это замещение.

Первая половина XIX в. - время развертывания классовой борьбы в бурятском улусе, принимавшей различные формы. Открытая классовая борьба тормозилась наличием патриархально-родовых пережитков. «Степная аристократия» использовала в целях ее сдерживания составление сводов обычного права, начавшееся проводиться в связи с Уставом 1822 г. по различным бурятским ведомствам. В эти своды был внесен ряд статей, направленных против «неповиновения начальникам», против «беглых» и «подозрительных», против «непослушных» и т. д.

Социальные отношения якутского, так же как и бурятского, общества конца XVIII-первой половины XIX в. также характеризуют процессы дальнейшей феодализации при сохранении пережитков патриархально-родовых отношений. Якутские наслеги делились на роды, представлявшие, однако, территориальные объединения родовых групп различного происхождения. Якутские «родоначальники», стоявшие во главе таких родов, всячески поддерживали фикцию единства «родовичей», используя это единство в своих классовых целях. Патриархально-родовые пережитки сильнее всего сказывались в семейной жизни, в быту, хотя они сохранялись и в социальных отношениях (например, традиции родовой взаимопомощи).

В административном отношении якуты делились на роды, волости (наслеги), улусы. Во главе улуса стоял голова и двое выборных, составлявшие «инородческую управу». В их обязанности входили раскладка и сбор налогов и податей, распределение нарядов на подводную повинность, наблюдение за распределением земель, разбирательство споров и ссор и т. д. Кроме ясака, якуты в это время платили ряд мелких податей, значительно увеличивавших тяжесть налогового обложения (сбор на содержание присутственных мест, на устройство водных сообщений, на земские нужды, на содержание дорог и т. д.).

В конце XVIII в. было закончено составление именных ведомостей и распределение сенных покосов, проводилось периодическое перераспределение покосов, находившихся в общинном землепользовании. В 1817 г. впервые стал употребляться термин «класс» для обозначения отдельных групп якутского населения в отношении податного обложения. С 1819 г. разбивка на «классы» стала проводиться не только в центральных скотоводческих, но и в северных промысловых районах. В различных районах якуты разбивались на 3, 4 и 5 «классов», отличавшихся друг от друга величиной налогов и земельного надела. При этом зависимость бедноты от тойонов усилилась.

Эксплуатация зажиточной верхушкой бедноты принимала различные формы. Наиболее типичным явлением была раздача скота на выпас, «в пользование». Тойоны обогащались на различного рода подрядах и ростовщических операциях. Ростовщическая форма эксплуатации принимала иногда столь жестокие формы, что должники закладывали своих детей.

Кроме того, источником обогащения якутской знати были торговые операции с иноплеменниками. Якутские старшины и зажиточные якуты совершали систематические поездки в эвенкийские стойбища, выменивая и скупая за бесценок пушнину. Ученый-путешественник А. Ф. Миддендорф встретил в 1844 г. на северных склонах Станового хребта 25 якутских купцов с 80 приказчиками, которые доставляли товары на 700 оленях. Зажиточные якуты торговали также на северо-востоке с юкагирами, чукчами, эвенами и другими народами. Развитие товарно-денежных отношений усиливало зависимость бедных хозяйств от хозяйств якутской знати.

Во избежание недоимок якутские общества были связаны круговой порукой и для перехода из одного общества в другое нужно было получить разрешение от родоначальников. Эта мера укрепляла зависимость улусной массы от якутских тойонов.

Социальные противоречия в якутском улусе приобретали все более острую форму, но еще редко выливались в форму открытой классовой борьбы. Родовые пережитки, темнота, отсталость, полное бесправие и забитость тормозили и сдерживали протест народных масс. В связи с проведением Устава 1822 г. в Якутии был организован сбор материалов по обычному праву якутов. Сведения подавались тойонами. Они отразили картину повседневной классовой борьбы в якутском улусе, протекавшей в сфере быта и экономических отношений. Разделы VII и VIII материалов озаглавлены «Об ослушниках» и «Об якутах беспокойных и нетерпимых». В VII разделе имеются следующие статьи:

«1. Если якут по трем повесткам... родоначальников, имеющих над ним власть, не придет, без законных причин, из одного неповиновения и упрямства, то... если не простой человек, наказывается почетным содержанием под караулом, с надетой на ноги колодой, а если простой - лозами».

«2. Равномерному наказанию подвергаются те, кои не исполняют приказаний родоначальников по делам казенным и общественным тоже без законных причин».

Не менее выразителен и раздел VIII, где говорится: «Беспокойными и нетерпимыми в родах почитаются те из якутов... которые затейны, наглы, дерзки, не оказывают родоначальникам должного повиновения, входят в затейные и несправедливо „ябеднические жалобы..."». 172

Протест трудящихся якутов против гнета тойонов зачастую выливался в бунтарские выступления, рассматривавшиеся тойонами и царской администрацией как «разбойные».

В тех же сведениях, поданных тойонами, горячо защищались формы эксплуатации, которые имели место в якутском улусе. В частности, «хасаас» преподносился в этих сведениях как «святая святых» якутской экономики, как необходимое условие существования якутского общества, как «„главнейшее" общее и необходимое нужное как для богатых, так и для бедных».

Требуя обуздания «ослушников», «беспокойных» и «затейных, наглых и дерзких», не оказывающих «родоначальникам должного повиновения», якутские тойоны в то же время вновь выступили за расширение своих прав и привилегий. Они выдвинули требования о наименовании их князьями, а не князцами и об учреждении у них должности выборного областного головы. Эти пожелания, однако, не были удовлетворены. Впрочем, когда в 1827 г., согласно тому же Уставу 1822 г., у якутов была создана Степная дума, якутские тойоны использовали ее в своих классовых интересах.

Начало деятельности якутской Степной думы совпало с работой II ясачной Комиссии, увеличившей, несмотря на значительные недоимки, обложение в Якутии почти в три раза. Причина недоимок была ясна русской администрации. Неравномерное распределение земли приводило к обнищанию массы населения. Тяжелым бременем на населении лежали и огромные внутренние сборы. Еще в 1824 г. иркутский губернатор потребовал сократить делопроизводство в наслегах, чтобы уменьшить внутренние расходы, запретить сборы на содержание родоначальников, упорядочить дела со сдачей сенокосов и сдавать свободные земли в аренду только с согласия всего общества, обращая полученные средства на его нужды.

В 1827 г. администрация Якутии потребовала от только что организованной Степной думы нового перераспределения земли с целью поднять платежеспособность основной массы якутов. Перераспределение земли осуществлялось теми же тойонами и было проведено так, что «первый класс и на этот раз ничем не поступился из своих земель и, в лучшем случае, отделался лишь небольшой прибавкой к своим платежам». 173

Деятельность Степной думы имела откровенно выраженный классовый характер, ее представители беззастенчиво грабили и обманывали население, не гнушаясь и явно уголовными методами. Так, главный родоначальник думы был отрешен от должности за организацию незаконной продажи спирта охотским эвенкам. Руководители Степной думы устроили сбор средств по наслегам с целью посылки делегации в Петербург для подачи требований, которые были составлены в основном в интересах тойонской верхушки. Собранные деньги были растрачены. Следственная комиссия вынесла решение об отстранении от должности всех членов Степной думы.

Попытка тойоната укрепить и расширить свои юридические права через Степную думу не получила успеха. Докладные записки, составленные членами думы, в которых был выставлен ряд новых требований, в том числе требования признать Степную думу судебным органом вместо земского суда и утвердить «степные законы» в том виде, как они были выработаны якутскими тойонами, не получили одобрения. Сам орган якутской аристократии - Степная дума - был ликвидирован царским правительством в 1838 г.

Царизм, как и в XVIII в., не шел на удовлетворение политических требований якутских тойонов, заветной мечтой которых было уравнение в правах с русским дворянством. Зато экономические права и привилегии якутских тойонов укреплялись.

Яркие картины жизни якутского улуса запечатлел иркутский чиновник Н. Щукин в книге «Поездка в Якутск», изданной в 1833 г. «Плутни старшин, - писал он, - довели якутов до крайности. Бедных содержат в совершенном рабстве, не дают им возможности уходить в город на заработки и таким путем делают их вечными своими работниками. Беднота обслуживает тойонский скот: ... а как для прокормления телят зимою нужно много корму, то бедные за бездельную плату все лето занимаются приготовлением сена». 174 То же вынужден был отметить в 1835 г. и генерал-губернатор Восточной Сибири, указав якутским властям на неудовлетворительное распределение земельных угодий в Якутской области и подчеркнув, что только богатые владеют землею «под предлогом взноса ими ясака и повинностей за бедных, отчего сии последние остаются вечными рабами богатых и никак выйти из сего состояния не могут». 175

По уровню социально-экономического развития в конце XVIII-первой половине XIX в. северные тунгусы не были однородны. Наиболее значительным в этническом плане оставалось влияние на них русских, бурят и якутов. В Приангарье, в верховьях Амура и на Охотском побережье особенно интенсивно шли процессы сближения с русскими различных групп эвенков. Местами они переходили к скотоводству и земледелию, сохраняя в качестве подсобных промысловые занятия.

В Забайкалье и в центральной части Якутии эвенки продолжали заниматься разведением рогатого скота и коневодством. Здесь они подвергались сильному бурятскому или якутскому влиянию. Степные тунгусы «во

всем своем хозяйстве, и житии, также в юртах и прочем, уподобляются бурятам». Стада рогатого скота и табуны лошадей у эвенков были меньше, нежели у бурят. «Однако они не столько заводны, как буряты. Между тунгусами не легко сыскать такого человека, который бы имел тысячу лошадей, пять сот рогатого скота, до двух тысяч овец, около ста коз и до пятидесяти верблюдов: между бурятами... был бы такой человек не в диковинку». 176

На Таймыре эвенки также испытывали якутское влияние и даже становились тюркоязычными, но при этом сохраняли свои оленеводческие занятия. Эти эвенки складывались в особую этническую группу долган. 177

Продолжалось формирование крупной этнической группы эвенов, вступавших в тесные этнические контакты с народами северо-восточной Сибири. В 40-х годах XIX в. часть эвенов распространилась и на север Камчатки, установив здесь тесные связи с коряками и ительменами.

У эвенков и эвенов в начале XIX в. все резче выявлялась имущественная дифференциация. Наряду с малооленными и даже безоленными были владельцы крупных стад оленей. Представители зажиточной верхушки выступали в качестве торговцев. Зажиточные эвены, например, занимались грузоперевозками по Якутско-Аянскому тракту. У «конных» эвенков Забайкалья была такая же картина. «Скот и лошади разводятся у зажиточных людей табунами, а у бедных по одиночке». У большинства было по 1-3 лошади, и наряду с ними были владельцы десятков и сотен голов скота. Были и «совершенно неимущие». 178 Неимущая беднота работала пастухами, косцами; появляются эвенки и на золотых приисках.

Богатые кредитовали бедноту скотом, хлебом, различными товарами, деньгами под пушнину, под отработки или проценты. Многие неимущие эвенки часто были не в состоянии платить ясак. «Оскудевший степной или конный тунгус служит своей братии или российским мужикам из-за хлеба и платежа за него подушного окладу». 179 Часто за таких неимущих платил» ясак и «по общественной раскладке».

Эвенкийские и эвенские роды состояли из отдельных групп, сохранявших родовые названия, но остававшихся достаточно самостоятельными во всех областях жизни. Так, на Охотском побережье было 10 уяганских и 7 долганских родов. Раздробление рода на отдельные группы и семьи, передвижка этих групп и семей приводили к смешению родов, к образованию территориальных (соседских) общин, состоявших из представителей различных родов. Часто возникали и производственные объединения из представителей разных родов во время совместной охоты, рыбной ловли, пастьбы оленей. Такие производственные объединения охотников, рыболовов и оленеводов были, однако, непрочны и легко распадались. В то же время у эвенков все еще сохранялись и значительные элементы родовых связей и отношений - разделение на роды, родовая собственность на угодья (пастбища, покосы, промысловые угодья и т. д.), большое значение имели традиции родовой взаимопомощи.

По Уставу 1822 г. эвенки и эвены в различных районах были отнесены к «бродячим» и «кочевым». Во главе родовых управлений были поставлены старшины и князьки, у конных эвенков - даруги и зайсаны. Обычно их выбирали из имущей верхушки. Главными функциями родовых управлений стали сбор и доставка ясака, суд, проводившийся согласно нормам обычного права («по естественной справедливости»).

Ясак эвенки и эвены платили главным образом деньгами. Кроме ясака, в конце XVIII-начале XIX в. они платили еще ряд податей (подушный сбор, сбор на содержание дорог, «земельную повинность»). Общая сумма сборов превышала сумму ясака в 4-5 и более раз. Тяжестью обложения объясняется в это время массовый переход эвенков и эвенов в христианство: «новокрещены» на 3 года освобождались от уплаты ясака и податей. Для уплаты ясака и податей эвенки и эвены часто входили в долги («заимствуют от коммерческих людей») к зажиточным русским, якутам, бурятам, которые кабалили их и присваивали пушнину своих должников. По Уставу 1822 г. эвенки и эвены стали платить ясак, значительно увеличенный.

На северо-востоке Сибири в конце XVIII-первой половине XIX в. отмечается более сильное влияние на аборигенов русской культуры. В это время шло дальнейшее продвижение якутов в сторону Чукотки и чукчей с Чукотки на запад и на юг. Чукотское продвижение, начавшееся раньше, было вызвано увеличением оленных стад у чукчей и необходимостью для их пастьбы более обширных территорий. Чукчи активно смешивались с местным юкагирским и, позже, эвенским населением.

В свою очередь юкагиры, испытывавшие сильное влияние со стороны соседей, оказали определенное воздействие на часть эвенов, осевших по соседству с ними на Колыме. В целом для этого периода характерно дальнейшее еще более значительное сокращение территории, занимаемой юкагирами. Главным же становится русское влияние.

Как отмечал Ф. П. Врангель, «от беспрерывных сношений с русскими» юкагиры «переняли у них образ жизни, одежды, устройства хижин». Он же писал: «Дома здешних юкагиров (на Колыме, - Авт.) построены довольно прочно, из бревен, и состоят по большей части из одной просторной комнаты... Одежда юкагиров совершенно сходна с одеждой живущих здесь русских. .. Господствующий язык у них ныне русский».

Численность юкагиров сократилась также в связи с многочисленными эпидемиями (оспа, корь и др.). «Ныне омоки (юкагирская группа, - Авт.) и почти все юкагиры совсем истребились, не столько от оружия русских их пало, сколько от болезней и поветрия». 180

Основой хозяйства юкагиров являлись в это время рыболовство и охота. Оленеводство сохранилось только у части юкагиров (чуванцы и др.). Большое значение в экономике юкагиров сохраняла охота на диких оленей. По словам Ф. П. Врангеля, «время переправы оленей через Анюй составляет здесь важнейшую эпоху в году, и юкагиры с таким же боязненным нетерпением ожидают появления сего животного, с каким земледельцы других стран ожидают времени жатвы или собирания винограда». Однако диких оленей в этих местах становилось все меньше. И тогда жестокий голод настигал юкагиров. «Трудно себе представить, до какой степени достигает голод среди здешних народов, существование которых зависит единственно от случая. Часто с половины лета люди питаются уже древесной корой и шкурами, до того служившими им постелями и одеждой». 181 В 1838 г. голод разразился на Колыме: «...инородцы пришли до совершенной крайности... теперь не имеют решительно ни одного куска к спасению своей жизни», - доносили старшины Нижне-Колымска. Юкагиры вынуждены были покинуть родные места и переселиться в русские села, где и жили только благодаря «человеколюбию здешних жителей». 182

Социальные отношения юкагиров в первой половине XIX в. существенно не изменились по сравнению с XVIII в. Господствовали патриархально-родовые отношения при наличии значительных пережитков материнского рода. Общий низкий уровень жизни юкагиров приводил к тому, что имущественная дифференциация не была резко выражена.

В Российском своде законов чукчи были отнесены к народам «не вполне покоренным». Ст. 1254 декларировала: «Они управляются и судятся по собственным законам и обычаям и русскому закону подлежат только при убийстве или грабеже, совершенных на русской территории». Ст. 1256 гласила: «Чукчи платят ясак, количеством и качеством, какой сами пожелают». 183

Исходя из этих статей, местная администрация оформляла взаимоотношения с чукчами особыми договорами. Так, в 1837 г. между русскими властями и чукотским тойоном был заключен договор, согласно которому «русские не должны в нашей земле строить никаких крепостей и вообще поселений, какого бы они рода ни были». Кроме того, «вера, обычаи, нравы и одежда наши да останутся неприкосновенными». 184 С целью укрепления связи с чукчами правительство ассигновало на подарки чукчам определенные суммы, которые должны были поощрить их к взносу ясака. Однако и подарки, и ясак поступали нерегулярно. Так, например, в 1835 г. было всего 27 плательщиков ясака, в 1837 г. - 20, в 1838 г. - 8.

Большое значение имели экономические связи, установившиеся между чукчами и русскими. Систематически торговля происходила на ярмарках, среди которых важнейшее значение сохраняла Анюйская. В 20-х годах XIX в. оборот Анюйской ярмарки достигал 200 тыс. руб. в год, она стала центром торговли для многих народов северо-востока.

К концу XVIII в. на Чукотке углубляется разделение труда. Хотя и раньше существовали «оленные» и «сидячие» (охотники на морского зверя) чукчи, но только к концу XVIII в. окончательно складываются оленеводческое и морское зверобойное типы хозяйства. Между ними развивается регулярный обмен продуктами морского промысла и оленеводства. Это приводило к накоплению излишков продуктов, что способствовало развитию частной собственности на оленьи стада и на орудия морского промысла.

Новый этап в истории чукчей связан с установлением мирных отношений с русским народом, прекращением чукотско-корякских и других военных столкновений. Следствием этого явилось исчезновение военной организации. В остальном же социальная организация у чукчей по сравнению с XVIII в. не претерпевает каких-либо существенных изменений.

Хозяйственной единицей у оленных чукчей оставалось стойбище. Большинство членов стойбища было связано родственными отношениями. Численность стойбища достигала 100 и более человек. Социальной единицей являлась семейная группа, состоявшая из кровных родственников, причисленных к ней и связанных между собой взаимопомощью, обычаем кровной мести, единством культовых обрядов. У приморских чукчей стойбищу «оленных» соответствовал поселок.

Эскимосы в конце XVIII-первой половине XIX в. в основном были известны под названием «сидячих» или «пеших» чукчей. Основной формой, производственного объединения у эскимосов была байдарная артель, включавшая в свой состав несколько родственных семейств. Распределение коллективной добычи производилось между участниками промысла на равных началах. Характерными являлись коллективные зимние жилища.

Сибирские эскимосы вели регулярный обмен с эскимосами Америки. Ф. П. Врангель сообщал, что обмен проходил на островах Гвоздева (современные- Ратманова и Крузенштерна). 185 Летом сюда приплывали на байдарках, зимою приезжали по льду. Тесные обменные связи сохранялись также с чукчами. Установились и регулярные торговые связи между русскими и эскимосами. Посредниками в них были чукотские торговцы - «поворотчики». Эскимосы не платили ясак.

На благосостоянии и самой численности коряков и ительменов тяжело отразились эпидемии оспы и других болезней, свирепствовавших на Камчатке. В 1792 г. администрация Акланского острога сообщала, что от «свирепствующего оспенного поветрия. . . целые селения вымерли, а в других хотя и остались, но в весьма малом количестве и из тех большею частью от того поветрия сделались увечными». 186 От эпидемий вымирали целые группы. Из 65 «родов» ительменов Нижнекамчатского округа (по данным 1761 г.) осталось к 1792 г. только 47.

Часть ительменов ассимилировалась русскими. Уже в конце XVIII в. и в особенности в XIX в. здесь довольно быстро росла этническая группа камчадалов, образовавшаяся в результате смешанных браков ительменов с русскими и сближения их хозяйственных укладов.

Несмотря на уменьшение численности аборигенного населения, налоги и повинности не были уменьшены. К 1792 г. недоимки на население Охотской области (куда входила и Камчатка) составляли 33600 руб. при сумме годового налога в 8131 руб. Тяжелое материальное положение ительменов хорошо показал капитан В. М. Головнин, живший на Камчатке в 1809-1810 гг. По его словам, они «всякий год терпят по нескольку месяцев голод..., в которое время питаются они березовою толченою корою, примешивая к оной небольшое количество сушеной и толченой в порошок рыбы, заготовленной для собак».

Тяжелое положение населения усугублялось ростовщической кабалой, в особенности после образования Российско-Американской компании (1799 г.). Тот же Головнин писал, что «всякий камчадал имеет между купцами своего кредитора, у которого во всякое время берет он в долг разные безделицы, не спрашивая о цене их, почему купец записывает в свою книгу за всякую вещь десятерную цену, так что иной камчадал по книгам купца должен ему рублей тысячу и более, в самом же деле и на сто не будет». 187

Хищническая деятельность Российско-Американской компании особенно тяжело отразилась на положении алеутов. Начав с освоения Алеутских островов, компания в 1825-1826 гг. заселила алеутами Командорские острова (Беринга и Медный) и в дальнейшем пополняла их население новыми партиями переселенцев, в том числе эскимосами, русскими и т. д. Все мужчины в возрасте от 18 до 50 лет должны были работать на компанию; на вспомогательных работах широко использовался труд женщин, стариков и подростков.

Главным занятием алеутов теперь стал пушной промысел (бобры, котики, песцы); остальные виды традиционного промысла - охота на птиц, морского зверя, рыболовство и собирательство - носили вспомогательный характер. На острова завозились лошади, крупный рогатый скот, свиньи, козы и домашняя птица. По примеру русских алеуты стали также заниматься огородничеством.

Положительное влияние русской культуры сказалось в распространении новых орудий труда, огнестрельного оружия, срубных домов и т. д. Вместе с тем сохранялись традиционное жилище, знаменитая кожаная лодка (каяк), промысловая одежда. Родовая организация у переселившихся групп не сохранилась. Отношения между рабочими и компанией носили принудительно-предпринимательский характер.

В расселении и образе жизни народов южной части Дальнего Востока до середины XIX в. не происходило больших изменений. 188

Наиболее значительным в данном регионе было дальнейшее расселение тунгусоязычных групп. Примерно от Хабаровска 189 вниз по Амуру и его притокам жили нанайцы и ульчи, в Приморье - орочи и удэгейцы, на Сахалине- ороки, которые здесь появились на рубеже XVII-XVIII вв., и эвенки, перекочевавшие на остров в начале XIX в. В низовьях Амура и на северном Сахалине обитали нивхи; на южном Сахалине - айны. 190

В хозяйстве дальневосточных народов преобладали в различном сочетании охота и рыболовство, у прибрежных групп - морской зверобойный промысел. Оленеводством занимались только ороки и эвенки, причем срокам это не мешало вести полуоседлый образ жизни. Земледелием занимались лишь южные удэгейцы, известные под названием тазов. До прихода русских в середине XIX в. эти народы не знали огнестрельного оружия.

Подобно другим сибирским народам, обитавшим в относительно изолированных районах, здесь сильнее сказывались черты первобытнообщинных отношений, хотя и на стадии разложения, перехода от родовых связей к территориальным, развития имущественного и социального неравенства. Даже у нивхов, в большей мере сохранявших патриархально-родовую организацию с пережитками материнского рода, существовало патриархальное рабство, а в поселениях сочетались и родовой, и территориальный принципы.

В конце XVIII-первой половине XIX в. все основные этнические и социально-экономические изменения у народов Сибири, отмеченные ранее, получили свое дальнейшее развитие.

Наиболее значительным оставалось повсеместно растущее русское влияние, распространившееся на наиболее отдаленные районы Сибири. Продолжались и стали более интенсивными процессы ассимиляции русскими большинства сибирских народов или их этнических групп. Продолжали складываться и этнические группы русского народа (например, камчадалы, русско-устьинцы, колымчане в низовьях рек Якутии и т. д.). Отношения трудовых масс русского и коренных народов продолжали оставаться дружественными.

Значительно усилились процессы ассимиляции и консолидации и в среде самих сибирских народов. Наиболее сильной ассимиляции со стороны бурят и якутов продолжали подвергаться различные группы эвенков. На северо-западе, помимо растущего русского влияния, усилилось сближение ненцев с ассимилированными ими группами хантов и энцев; будущие хакасы и алтайцы, ставшие на путь формирования народностей, закончили тюркизацию северных аборигенов Алтае-Саянского нагорья.

Под влиянием русских значительно сложнее стал хозяйственный комплекс народов Сибири. По всей южной зоне (степной и таежной) распространилось земледелие, продолжало развиваться скотоводство - главная отрасль в хозяйстве большинства народов Сибири. Более совершенными под влиянием русской техники становились и традиционные способы охотничьего и рыболовного промыслов. У большинства народов Сибири к середине XIX в. распространилось, например, русское огнестрельное оружие.

Определенный сдвиг наметился и в специализации хозяйства. У ряда народов (буряты, якуты и т. д.) самостоятельной отраслью становилось ремесло. Значительно усилилась роль товарно-денежных отношений, чему способствовал дальнейший рост городов, а также открытие ярмарок в наиболее отдаленных районах.

Социальные отношения у народов Сибири не были одинаковыми даже в одной этнической среде. Они повсюду отражали растущее имущественное неравенство. От былого экономического и социального равенства периода, предшествующего русской колонизации, у большинства народов оставались лишь слабые пережитки.

Земля была объявлена собственностью Русского государства и передавалась нерусскому населению, так называемым «инородцам», только «во владение» (Устав 1822 г.). Часть земель Южной Сибири находилась на особом положении в связи с передачей Колывано-Воскресенских заводов в собственность императорского Кабинета.

Формы пользования земельными угодьями не регламентировались царским правительством. Они могли определяться местными обычаями, сложившимися в процессе исторического развития. Объявление верховным собственником земли Русского государства означало, что коренные народы должны были платить верховному собственнику земельную ренту, которая в этих условиях совпадала с налогом (ясак был натуральной формой налога). В остальном же провозглашение Русского государства собственником земель фактически не внесло существенных изменений в сложившиеся исторически формы земельных отношений.

Своеобразие земельной собственности у скотоводческих народов, достигших феодальной ступени развития, заключалось в том, что пастбища и другие земельные угодья не отчуждались путем купли и продажи. Земельная собственность проявлялась в полном распоряжении местной знати кочевьями. Своеобразной формой феодальной эксплуатации у этой группы народов являлась отдача скота на выпас бедноте. Зажиточные скотоводы были не в состоянии своими силами обеспечить выпас больших стад, а чисто наемный труд распространялся еще очень слабо.

Хотя в хозяйстве ряда народов Сибири в первой половине XIX в. и началось применение наемного труда, а также повсеместно возникала торгово-ростовщическая верхушка, элементы нарождающихся капиталистических отношений, как и пережитки первобытнообщинных отношений, не были главным фактором, определяющим социальные отношения.

Для многих народов Сибири в первой половине XIX в. было характерно становление феодальных отношений. Даже у тех народов, которые в большей мере сохранили черты традиционной первобытнообщинной организации, формировалась зажиточная верхушка, вступавшая в тесный контакт с русской администрацией и знатью. Укрепление господства местной феодальной знати соответствовало политике царизма по отношению к народам Сибири. Общность интересов местной феодальной знати и царизма в борьбе с трудящимися массами и наличие сложившегося политического союза между ними особенно ярко выявляли крупные социальные движения начала XIX в., в которых видное место заняли и народы Сибири.

156 ГАИО, ф. Иркутской земской избы, д. 4, л. 415.

157 ГАТО, ф. Томского губернского правительства, оп. 2, д. 118.

158 ЦГИА СССР, ф. Второго Сибирского комитета, оп. 1, д. 67, л. 11.

159 А И Мурзина. Манси (вогулы) в XVIII веке и первой половине XIX в. Уч. вап. Ленингр. гос. ун-та, № 157, 1953, стр. 226.

160 Зап. РГО, кн. III, СПб., 1849, стр. 162, 163.

161 A . Castгen Reiseberichte und Briefe aus den Jahren 1845-1849. St.-Petersburg, 1856, S. 124.

162 Д. Юрьев. Топографическое описание Северного Урала. Зап. РГО, 1852, кн. VI, стр. 322.

163 Д. Я. Самоквасов. Сборник обычного права сибирских инородцев. Варшава, 1876, стр. 13.

164 Ваули Пиеттомин. Из истории социальных движений хантэ и ненцев. Омск, 1940, стр. 5.

165 С. С. Шашков. Сибирские инородцы в XIX столетии. Собр. соч., т. II. СПб., 1898.

166 До 1823 г. она именовалась «Степной думой разнородных соединенных племен».

168 См.: Е. М. 3алкинд. Присоединение Бурятии к России. Улан-Удэ, 1958, стр. 292.

169 М. Геденштром. Отрывки о Сибири. СПб., 1830, стр. 68.

170 История Бурят-Монгольской АССР, т. 1, Улан-Удэ, 1954, стр. 213. 422

171 Д. Я. Самоквасов. Сборник обычного права, стр. 99.

172 Д. Я. Самоквасов. Сборник обычного права..., стр. 207-209.

173 Д. М. Павлинов, Н. А. Виташевский, Л. Г. Левенталь. Материалы по обычному праву и общественному быту якутов. Л., 1929, стр. VI.

174 Н. С. Щукин. Поездка в Якутск. Изд. 2-е, СПб., 1844, стр. 302.

175 История Якутской АССР, т. II. М., 1957, стр. 189.

176 И Георги. Описание всех обитающих в Российском государстве народов, ч. III. СПб., 1799, стр. 42.

177 Б. О. Долгих. Происхождение долган. Сибирский этнографический сборник, т. V, М„ 1963.

178 История Бурят-Монгольской АССР, т. 1, стр. 216.

179 И. Георги. Описание всех обитающих..., ч. III, стр. 42. 428

180 Ф. П. Врангель. Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю. М., 1948, стр. 218, 219, 395.

181 Там же, стр. 220, 227.

182 История Якутской АССР, т. II, стр. 218.

183 Свод законов Российской империи, IX, ст. 1254, 1256.

184 С. Б. Окунь. Очерки по истории колониальной политики царизма в Камчатском крае. Л., 1935, стр. 114, 115.

185 Ф. П. Врангель. О торговых сношениях народов северо-западной Америки между собою и с чукчами. Телескоп, ч. 26, 1835, стр. 608, 609.

186 С. Б. Окунь. Очерки по истории колониальной политики..., стр. 103.

187 Материалы для истории русских заселений по берегам Восточного океана, вып. II. СПб., 1861, стр. 22, 207.

188 Б О Долгих. Родовой и племенной состав народов Сибири в 17 в Тр. Инст. этнографии, нов. сер., т. 55, М., 1960, стр. 597-602, 609, 610. Первое

189 Пост Хабаровск был основан в 1858 г. в центре нанайских поселений.

190 По проблеме происхождения, истории и этнографии айнов существует большая литература. См., напр. Л. Я. Штернберг. Айнская проблема. Сб. МАЭ, Л., 1929, т. 8; М. Г. Левин. Этническая антропология и проблема этногенеза народов Дальнего Востока. Тр. Инст. этнографии, нов. сер., т. 36, М., 1958.

В Западной Сибири конца XVIII - XIX вв. община, и волостная, и деревенская, была поземельной единицей - владела исторически тяготевшим к ней комплексом угодий: полями, лугами, лесами, пастбищами и водами (иногда отдельные виды угодий находились в коллективном пользовании двух общин и более).

Территориальная крестьянская община была представлена в Сибири изучаемого периода двумя формами -- сельской и волостной Александров В.А. Сельская община в России (XVII - начало XIX в.). М.: Наука, 1976. С. 32.. Термин сельская община употребляется, как известно, в литературе в двояком смысле: в широком, по отношению к типу общины (в отличие от родовой и большесемейной), с синонимами -- территориальная, соседская, деревенская; и в узком, по отношению к конкретному виду территориальной общины (в отличие от волостной) Горюшкин Л.М. Сибирское крестьянство на рубеже двух веков (конец XIX - начало XX вв.). Новосибирск, 1967. С. 63.. Во избежание путаницы в данной работе мы употребляем в первом смысле (тип) только термин «территориальная». Термином же «сельская» обозначаем такую территориальную общину, которая охватывала одно или несколько селений, составляя часть волостной общины.

В ходе заселения новых территорий два фактора определяла возникновение крестьянских общин: феодальному государству для обеспечения фискальных и административных задач нужны были низовые органы власти, при этом целесообразно было использовать, в частности, крестьянское выборное управление, не требовавшее затрат на его содержание и обеспечивающее поручительство общины за каждого члена; параллельно действовала заинтересованность самих крестьян в создании территориальной общности, вызванная хозяйственными потребностями и спецификой их социального положения.

Применительно к феодальному обществу эти два фактора нельзя отрывать друг от друга. Эта двойственность проявлялась не только в генезисе общины, но, в ее сущности и функциях. Соответственно взаимодействовали две тенденции в процессе выделения той или иной формы территориальной общины в официально признаваемую. Крестьянство стремилось максимально приблизить низовой управленческий орган, решение окладных и судебных вопросов к своей первичной, фактически действовавшей территориальной общине (однодеревенской или состоявшей из немногих заимок и малых деревень), по возможности слиться с нею. Власти предпочитали достаточно крупные территориальные объединения, легче поддававшиеся контролю и учету Громыко М.М. Община в обычном праве сибирских крестьян XVIII - 70-х гг. XIX в. // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы, 1971. Вильнюс, 1974. С. 389..

Соответственно при полном несовпадении территориальных общностей образовывалась такая иерархия: однодеревенская община входила в сельскую крестьянскую общину, охватывающую несколько близких населенных пунктов; последняя входила в более обширную, административно выделенную, низовую окладную единицу -- сельское общество; оно, в свою очередь, было включено в состав волости, которая являлась одновременно и формой территориальной крестьянской общины. В самом простом случае все сводится к двум ступеням: сельская община (охватывает один населенный пункт) и волостная община (включает несколько таких сельских общин) Горюшкин Л.М. Сибирское крестьянство на рубеже двух веков (конец XIX - начало XX вв.). Новосибирск, 1967. С. 163..

Вопрос о признании крестьянской общины властями и наделении ее соответствующими административными, фискальными и судебными функциями не решался единообразно. Реально существовавшая сельская община, не имевшая официального признания в качестве органа, распределяющего повинности и контролирующего их исполнение, могла в то же время быть признана государством в другой своей функции -- в решении вопроса о приселении новых лиц.

Состав официально зафиксированных общин на 1840 / 41 гг. для некоторых районов Сибири можно проследить по описаниям ревизии государственных имуществ Жидков Г.П. Некоторые задачи изучения крестьянской поземельной общины // Проблемы истории советского общества Сибири. Вып. 2. История крестьянства Сибири досоветского периода. Новосибирск, 1970. С. 128..

В Парабельской волости описано двенадцать «сельских мирских обществ», в их числе и простые, и сложные (из нескольких селений) общины. Толмачевское сельское мирское общество -- 3 деревни; Ильинское -- одно деревенское; Городишинское -- 2 деревни; Луговское -- 2 деревни; Калинатское, Подъельническое и Алатаевское мирские общества -- одно деревенские; Нестеровское -- 2 деревни и один выселок, Костыревское -- 5 деревень; Чигаринское -- 3 деревни; Каргасокское -- одноименное село и несколько деревень; Парабельское мирское общество включало, кроме волостного села, еще одно село и три деревни Кожухов Ю.В. Русские крестьяне Восточной Сибири в первой половине XIX века (1800 - 1861). Л.: Наука, 1967. С. 59..

В Кетской волости названо 15 сельских мирских обществ. Из них 6 были одно деревенскими, т. е. простыми общинами; столько же состояло из двух деревень (из них в четырех случаях вторым селением был «выселок», по терминологии чиновника ревизии, записывавшего эти данные, -- т. е. заимка); остальные состояли из трех, четырех и даже шести селений.

В Николаевской волости зафиксировано 12 сельских общин. Из них 6 состояли из одного селения, 5 мирских обществ объединяли по три селения каждое (в том числе 2 за счет заимок); одна община -- 4 селения Миненко Н.А. Община и русская крестьянская семья в Юго-Западной Сибири (XVIII - первая половина XIX в.) // Крестьянская община в Сибири XVII - начала XX в.: Сб. ст. Новосибирск: Наука. Сибирск. отд-ние, 1977. С. 108..

Относительно Богородской волости (центром ее служило большое с. Богородское, насчитывавшее до пожара 1838 г. 280 домов, а к моменту ревизии государственных имуществ -- 148), в «Описании» отмечалось, что она «расположена удобно, все подведомственные селения не в дальнем от Волостного Правления расстоянии». Исключение составляла Астраханская община (3 деревни и 1 выселок), которая во время вскрытия и замерзания Оби была отрезана от волостного села Рабцевич В.В. Крестьянская община в системе местного управления Западной Сибири (1775 - 1825 гг.) // Крестьянская община в Сибири XVII - начала XX в.: Сб. ст. Новосибирск: Наука. Сибирск. отд-ние, 1977. С. 130..

Богородская волостная община делилась на 14 сельских мирских обществ: три были однодеревенскими, 5 имели по два селения, две общины состояли из трех селений каждая; три -- насчитывали по 4 населенных пункта, а одна -- 5.

Одна из этих общин объединяла две «вновь населенные деревни, образовавшиеся от самовольного переселения крестьян» -- Воробьевку (25 домов) и. Павлупкую (17 домов). Хотя в «Описании» эти деревни оговорены особо, как заселенные самовольно, за ними признано право на свое самостоятельное мирское общество. «Сельский старшина живет в деревне Воробьевой в своем доме, где назначаются и мирские сходы».

Простые общины преобладали в небольшой Уртамской волости: 6 сельских общин были здесь одно деревенскими, а две -- имели деревню с заимкою. Одно деревенскими были и сельские общины Нелюбинской волости. Правда, оговаривалось объединение деревень Нижне-Сеченовой, Березкиной и Кудриной по сбору податей. Указывалось также, что мирской приговор по раскладке податей делается на уровне волостной общины Там же. С. 132..

Боготольская волость, насчитывавшая два села и восемь деревень, делилась на 3 сельских мирских общества. Подробную картину официально признанных общин дает описание Верхне-Омской волости. Она делилась на Камышевское мирское общество (4 селения), Кушаговское (село и 2 деревни) и Усть-Тарское (5 деревень, в том числе д. Кочнева из 47 домов).

Сомнения исследователей относительно места общины в поземельных отношениях вызваны двумя существеннейшими явлениями социальной жизни Сибири: наследственным владением крестьянами землей, которое сопровождалось большими фактическими возможностями распоряжения ею (заложить, сдать в аренду, продать, передать) то есть правом собственности на землю феодального государства. Акцент на первом явлении приводит к крайней позиции, утверждающей частную собственность крестьян на землю; акцент на втором -- к отрицанию каких бы то ни было крестьянских прав на землю. Обе стороны аграрных отношений органично уживались в реальной действительности феодального общества. Позиция общины, как промежуточного звена между ними, определялась конкретной ситуацией, различавшейся по районам и по этапам развития. В конфликтных ситуациях обнаруживался социальный механизм всего этого комплекса поземельных отношений.

Традиционные отрасли сельской экономики -- хлебопашество и скотоводство всегда дополнялись в хозяйстве сибирского крестьянина различными видами ремесленных и промысловых занятий Пронин В.И. Земледельческие орудия и сельскохозяйственные машины в Сибири второй половины XIX - начала XX в. // Из истории крестьянства Сибири. Томск, 1978. С. 80..

Первый, априорный вывод, что домашняя промышленность, бывшая классической формой существования «промышленной» части крестьянского хозяйства Сибири XVII--XVIII вв., к концу первой половины XIX в. уступает место собственно ремесленному производству. Только в глухих «медвежьих» углах Сибири домашняя промышленность сохраняла свои позиции.

Ремесленные занятия в сибирской деревне сочетались с промыслами. Промыслы были представлены в сельской экономике тем комплексом занятий, возможности для которых давали леса и реки. Для неземледельческих занятий, крестьянства характерно переплетение форм, тесное сосуществование, поэтому для обозначения их часто используется, правда с оговорками, емкий дореволюционный термин «крестьянская (сельская) промышленность».

Статистический анализ материалов комиссии Министерства государственных имуществ подтверждает первые впечатления и выводы и позволяет представить размещение ремесел и промыслов по территории Западной Сибири и уровень их развития.

Размещение крестьянской «промышленности» на территории Тобольской и Томской губерний определяла группа постоянно действовавших факторов. Это были географическое расположение в той или иной природно-климатической зоне; близость селений к городским центрам; расположение сел и деревень вблизи крупных транспортных артерий; историческая последовательность хозяйственного освоения различных районов Западной Сибири Миненко Н.А. Община и русская крестьянская семья в Юго-Западной Сибири (XVIII - первая половина XIX в.) // Крестьянская община в Сибири XVII - начала XX в.: Сб. ст. Новосибирск: Наука. Сибирск. отд-ние, 1977. С. 107..

Учитывая совокупность названных факторов, можно разделить территорию Западной Сибири на хозяйственные зоны с особым комплексом крестьянской «промышленности» в каждой из них: север Тобольской и Томской губерний; юг Тобольской и Томской губерний; пригородная зона вокруг крупных городов; притрактовая зона, вдоль основных дорог (к ней же относились селения по берегам крупных рек).

Общее направление развития сельской экономики северной хозяйственной зоны можно определить как земледельческо-«промышленное». Развитие ремесел и собственно промыслов было относительно значительным. Это находило выражение в сравнительной глубине разделения хлебопашества и «промышленности», в разнообразии видов ремесел и промыслов, а также большем удельном весе «промышленности» в крестьянских хозяйствах.

В лесной полосе Западной Сибири к началу 40-х гг. XIX в. проживали 6781 крестьянин-ремесленник, что составляло 7,5 % всего взрослого мужского населения государственной деревни. Известны были 49 ремесленных специальностей Рогозин Н.Е. Некоторые вопросы экономического развития западной Сибири после отмены крепостного права // Учен. зап. Белорусск. ун-та. 1957. Вып. 1 (38). С. 50.. По числу занятых рук особенно выделялись металлообработка и деревообработка, достигшие значительной внутривидовой дифференциации. Например, в столярном деле были специальности гробовщиков, резчиков дуг для конской упряжи, сундучников, резчиков гребней и т. д.

Промысловый сектор крестьянской экономики на севере Западной Сибири по своему удельному весу превосходил ремесленный. Рыболовством, охотой, извозом, пчеловодством и лесными промыслами в Тобольском, Туринском, Тюменском, Тарском округах Тобольской губернии и Томском округе Томской губернии занимались 13466 крестьян, что составляло 15,3 % всего взрослого мужского населения в деревнях и селах Малых А.А. Рыболовный промысел в государственной деревне Западной Сибири в 40 - 50-е годы XIX в. // Некоторые вопросы истории крестьянства Сибири. Томск, 1976. С. 23..

Общее направление развития экономики южной хозяйственной зоны, в которую входили Ялуторовский, Курганский, Ишимский, Омский округа Тобольской губернии и Каннский округ Томской губернии, характеризовались преобладанием земледельческого и скотоводческого секторов в крестьянских хозяйствах. Это обстоятельство определяло «промышленную» специализацию района. В южной зоне насчитывалось 14588 крестьян, занятых различными ремеслами, что составляло 6,8% всего взрослого мужского населения Горюшкин Л.М. К характеристике народонаселения Сибири периода империализма // Вопросы истории социально-экономической и культурной жизни Сибири. Новосибирск, 1975. С. 75..

Отсутствие развитых городских центров на юге обусловило появление и рост местных ремесел, обслуживающих бытовые нужды деревни. В частности, в Ялуторовском округе были широко представлены сапожное, портновское и скорняжное ремесла.

Слаборазвитыми в южной зоне были промысловые занятия крестьян, что можно объяснить благоприятными условиями для хлебопашества и скотоводства, а также сравнительно малым количеством лесов и рек. Всего на юге Западной Сибири в 40-е гг. насчитывалось 3112 крестьян-промысловиков, или 1,6 % мужского взрослого населения Зверев В.А. Крестьянское население Сибири в эпоху капитализма (проблемы физического и социального возобновления): Учебное пособие. Новосибирск: Изд-во НГПИ, 1988. С. 62..

Общее количество ремесленных специальностей в южной зоне равнялось 32, промысловых занятий насчитывалось 19. Видовое развитие крестьянской «промышленности» на юге было гораздо скромнее, чем на севере, и не в последнюю очередь это объяснялось тем, что в южную зону по большей части входили недавно освоенные территории. На этих землях еще не существовало традиций крестьянской «промышленности», как это было на севере.

Зона активных ремесленных и промысловых занятий крестьянства сформировалась вокруг больших сибирских городов - Тобольска, Томска, Тюмени. Города благотворно влияли на развитие разнообразной «промышленной» деятельности. Город стимулировал поставки строевого и дровяного леса, пчеловодство, изготовление различной утвари, транспортных средств. Но, с другой стороны, городская конкуренция ограничивала число сельских ремесленников, оставляя в пригородной зоне лишь тех, кто мог выдержать жестокую борьбу за существование, а выдержать ее могли только высококвалифицированные ремесленники, ведущие производство в больших объемах. Город оказывал свое влияние не только на близлежащие территории, но сухопутными и водными путями втягивал в свою хозяйственную сферу дальние волости. Именно так сибирские города влияли на развитие звероловства и рыболовства за многие сотни верст от городской окраины.

Заключая описание размещения крестьянской «промышленности», необходимо отметить, что большинство, сельских ремесленников и промысловиков жило в селах и больших деревнях. В малых населенных пунктах «промышленников» было немного, и почти все они были промысловиками.

Крестьянское ремесло в Сибири было сравнительно новым явлением, появление и развитие которого было обусловлено процессом разделения труда в сельской экономике и проникновением в неё товарно-денежных отношений.

Металлообработка в крестьянской экономике была в основном представлена кузнечным делом. Очень редко встречались токари, медники, слесари. Кузнецы же были почти в каждом населенном пункте.

Как уже отмечалось выше, кузнечные работы на юге были связаны с обслуживанием доминирующей отрасли крестьянского хозяйства--хлебопашества. Кузнечное ремесло на юге характеризовали небольшие размеры и соответственно небольшие доходы. Более половины кузнецов имели годовой доход до 12 р. серебром, остальные--немного больший. Можно утверждать, что кузнец лесостепной полосы Западной Сибири не имел стационарной мастерской и не был постоянно занят работой. Скорее всего, он выполнял несложный ремонт земледельческого инвентаря, несложные бытовые поделки и т. д. Убедительным доказательством неразвитости кузнечного ремесла на юге было почти полное отсутствие наемных работников.

Кузнецов в северных округах было сравнительно мало, но размеры отдельного кузнечного производства были больше, чем на юге. Большинство кузнецов имело годовой доход свыше 30 р. Такая сумма могла составить вторую и третью часть дохода от всего хозяйства. Получая около 50 р. дохода, кузнец мог большую часть своего рабочего времени посвятить ремеслу. Некоторые кузнецы получали еще больше, причем они не только имели постоянные мастерские, но и привлекали наемную рабочую силу. Причинами, стимулирующими развитие ремесла в северной зоне, были обслуживание гужевого транспорта на трактах, влияние городских рынков и исторически долгий срок существования ремесла Лебедева А.А. Хозяйство и быт западносибирского крестьянства XVII - начала XX в. М.: Наука, 1979. С. 102..

Деревообработку можно подразделить на два основных направления: распиловку леса и обделочную работу по дереву. Пилка леса была распространена на севере, все южные округа, лишенные запасов годного леса, пильного дела не знали. Технически несложная валка и распиловка леса ценилась дешево, занимались ею преимущественно крестьяне из ссыльнопоселенцев и новоселы. Только в пригородных волостях Томска жили крестьяне, сделавшие пилку леса своим основным занятием. Они получали до 125 р. годового дохода. Большинство пильщиков трудились артельно Зверев В.А. Семейное крестьянское домохозяйство в Сибири эпохи капитализма (историко-демографический анализ). Новосибирск, 1991. С. 52..

Деревообделочные, столярные работы -- это прежде всего изготовление транспортных средств и изготовление бытовых предметов. Изготовление лодок, саней, телег и различных частей к ним было монополией северных округов, что было достаточно сложным делом: требовался особый, подобранный материал, квалификация мастера и знание традиций ремесла. Все это было на севере и отсутствовало на юге. Большинство саночников, лодочников, тележников жило в пригородных волостях, по-видимому, потому, что условия сбыта их продукции на городских ярмарках и базарах были лучше.

Столярные работы по изготовлению бытовых предметов имели широкий спектр специальностей: собственно столярные работы (делание оконниц, мебели и прочее), бондарное дело, изготовление деревянной посуды. Столярное дело требовало умения и высококачественного сырья, поэтому на севере западносибирских губерний, где были леса и сохранились традиции, жило большинство столяров, бондарей, посудников.

Доходность столярного дела колебалась в довольно широких пределах. Большое значение имела квалификация ремесленника. К строительным ремеслам относились плотницкое, кирпичное и каменщицкое. В документах упоминаются плотники-работники и вольныe плотники. Существенной разницы в заработках между ними не было. Различие было в форме выполнения работ. Вольные плотники специализировались в изготовлении «полуфабрикатов» -- срубов изб, бань, хозяйственных построек и деталей к ним. Эти «полуфабрикаты» шли в продажу. Наемные плотники нанимались артелями со своим инструментом на какую-нибудь стройку: их скорее надо относить к строительным рабочим, чем к ремесленникам. Плотницкое ремесло было распространено по всей Западной Сибири Потанин Г.Н. Материалы для истории Сибири. М., 1867. С. 163.. Разницу в количестве плотников на севере и на юге можно объяснить неодинаковой численностью крестьянского населения. Плотницкие работы, как правило, были сезонными, и доходы были невелики. Изготовление кирпичей, кладка печей и редкое кирпичное строительство в деревне по организации и доходности были почти аналогичны плотницкому делу.

Важнейшим подразделением крестьянской «промышленности» была обработка сельскохозяйственного сырья.

Мельничное дело было теснейшим образом связано с развитием пашенного земледелия. В Сибири были известны мельницы нескольких типов. Самыми распространенными были ветряные мельницы, за ними по численности шли водяные мельницы, «наливные, подливные и мутовки». Конные мельницы были редкостью. В начале 40-х гг. в Западной Сибири насчитывалось примерно 10,5 тыс. ветряных и 2,5 тыс. водяных мельниц. Четыре пятых всего количества ветряных мельниц находилось в южных округах. Примерно 1,5 тыс. водяных мельниц располагалось в северных округах История Сибири. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1968. - Т. 3. - С. 72.. Таким образом, мельничное дело, естественно, лучше было развито на земледельческом юге. Большинство мельниц приносили своим хозяевам скромные доходы. Это были мельницы, работавшие круглый год, большинство же действовало только осенью. Интересная подробность -- во многих селениях мельницы были общественными, и крестьяне делили доходы.

Из прочих видов обрабатывающей «промышленности» наиболее значительными были связанные с обработкой животного сырья -- кожевенное, салотопленное и мыловаренное ремесла Швецова М. Из поездки в Риддерский край // Записки Западно-Сибирского отделения Русского Географического общества. Омск, 1898. Кн. XXV. С. 1 - 22.

Официальные данные насчитывали в Западной Сибири 457 крестьян-кожевенников, две трети которых проживало в южных округах с развитым скотоводством. На севере выделка кож в деревне сталкивалась с сильной городской, конкуренцией, особенно в районе Тюмени и Томска, поэтому здесь выживали сельские кожевенники с относительно значительным производством Горюшкин Л.М. К характеристике народонаселения Сибири периода империализма // Вопросы истории социально-экономической и культурной жизни Сибири. Новосибирск, 1975. С. 78..

Салотопление и мыловарение, было почти неизвестно в государственной деревне Западной Сибири. Но в 1856 -- 1857 гг. насчитывалось 40 таких «заводов». Доходность их колебалась от 1,5 и в одном случае до 70 тыс. р. в год. Почти на всех «заводах» были наемные работники Пронин В.И. Земледельческие орудия и сельскохозяйственные машины в Сибири второй половины XIX - начала XX в. // Из истории крестьянства Сибири. Томск, 1978. С. 83..

Шерстобой, выделка овчин и маслоделие как товарное производство существовали в западносибирской деревне ещё в зачаточной форме. Нужно отметить развитие тюменского коврового производства. Ковры из коровьей шерсти пользовались повышенным спросом и были известны далеко за пределами Тюменского округа.

Бытовые нужды деревни обслуживали мастера сапожного и портновского дела. Их насчитывалось 731, больше всего в Ялуторовском округе -- 228, здесь сапожное дело и портняжество иногда принимали форму отходничества. Размеры дела, как правило, были небольшими с доходом 12 и до 30 р. в год: Изредка ремесленнику помогал подмастерье. Вблизи больших городов деревенских сапожников и портных было меньше, так как сказывалась городская конкуренция История Сибири. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1968. Т. 3. С. 72..

Интересное явление представляла собой крестьянская стеклоделательная «промышленность». Стеклоделательные «фабрики» были в Курганском и в Ялуторовском округах. На этих «фабриках» было по 12--15 рабочих, работали они круглый год, и доход их, хотя и указывался владельцами 1,4 тыс. р., на самом деле был гораздо больше, поскольку за этим пределом начиналось обложение гильдейским налогом. Продукция с крестьянских «фабрик» вытесняла с местных рынков аналогичную купеческую продукцию.

С давних пор в сибирской деревне было известно ткание холста и выделка сукна. Документы сообщают: «Лучшие холсты выделываются в Тюменском, Ишимском, Курганском и Ялуторовском округах». Только по Ишимскому округу, насчитывалось около 15 тыс. ткачей, но можно предположить, что и в остальных названных округах ткачеством занимались многие. Обычно это были женщины, получавшие за свой труд скромнейшее вознаграждение - 30 - 50 коп. в год. Организацию сбыта брали на себя скупщики Белов И. Путевые заметки и впечатления по Западной Сибири. М., 1852. С. 85..

Таким образом, за двадцать лет до реформы крестьянское ремесло западносибирской государственной деревни представляло собой массу мельчайших и мелких кустарных предприятий, из которых выделилось небольшое число относительно крупных «заводов и фабрик», бывших по своей организационной структуре простыми кооперациями и иногда «зародышевыми» мануфактурами.

К собственно промысловым занятиям государственных крестьян Западной Сибири относились: звероловство, птицеловство, рыболовство, пчеловодство, содержание постоялых дворов и извоз, рубка и сплав леса, добыча дегтя и смолы, золы, моха, луба, собирание ягод и орехов Рогозин Н.Е. Некоторые вопросы экономического развития западной Сибири после отмены крепостного права // Учен. зап. Белорусск. ун-та. 1957. Вып. 1 (38). С. 53..

Звероловство было распространено в северных округах Западной Сибири. Настоящей охотничьей территорией был север Томского округа -- Нарымский край. Здесь было много крестьян-охотников, которых можно назвать профессионалами, с годовым доходом свыше 50 р. В сведениях по Парабельской волости отмечено и существование известной сибирской «покруты» -- артели наемных работников.

Крестьяне добывали прежде всего пушнину, сбывали «меха на городских рынках и в местах своего жительства купцам». Меха обыкновенно продавались «в сыром виде, выделкою их в Сибири занимались мало». Купцы увозили пушнину на Ирбитскую ярмарку, «откуда, уже по рассортировке, низший сорт отправлялся в Кяхту для сбыта китайцам, а высший в Россию».

Пушного зверя в Западной Сибири было уже немного, в основном добывалась второсортная пушнина, дешевая в продаже, поэтому большая часть крестьян-охотников занималась промыслом как вспомогательным делом в хозяйстве. Доходы большинства охотников не превышали 30 р. в год, а часто были меньше.

Птицеловство как самостоятельный вид промысла практиковалось на тундровом севере, где добывались лебяжьи и гагачьи шкурки и пух. В Туринском и Ишимском округах добывалось много боровой и водяной птицы, которая в начале зимы даже закупалась для продажи в Европейской России.

По количеству занятых рук, наиболее значительным промысловым занятием крестьянства Западной Сибири было рыболовство. Товарный характер имел только лов рыбы в среднем и нижнем течении Оби и на Чанских озерах. В хозяйствах Томского округа и волостей Омского и Каинского округов, прилегавших к Чанским озерам, рыбная ловля имела важное, а иногда исключительное значение. Заметным явлением в развитии крестьянской рыбопромышленности было формирование одного из ее центров близ Томска. Крестьяне некоторых деревень забрасывали свое земледельческое хозяйство и начинали заниматься рыбной ловлей. Продажа рыбы в городе покрывала все расходы и давала прибыль. В этой ситуации общинные рыбацкие артели успешно конкурировали с купеческой рыбопромышленностью: В рыболовном промысле, как ни в каком другом, был распространен наем работников. В чанских деревнях две трети рыбаков были работниками. Часть их трудилась в купеческих артелях. С другой стороны, существовали объединения одного-двух десятков рыбаков, ведущих лов на средства богатого односельчанина. Широко применялась ссуда (снастями, продовольствием, изредка деньгами), причем при невыполнении условий неравноправные пайщики легко превращались в кабальных работников Малых А.А. Рыболовный промысел в государственной деревне Западной Сибири в 40 - 50-е годы XIX в. // Некоторые вопросы истории крестьянства Сибири. Томск, 1976. С. 25..

Сибирское пчеловодство зародилось в конце XVIII в. Основным центром его стали земли Алтайского горного округа, откуда пчеловодство распространилось на север. В 40-е г. наибольшее количество пасек государственных крестьян находилось в пригородных волостях Томского округа. Всего же в государственной деревне было 637 хозяйств, в которых насчитывалось 18,5 тыс. колодок с пчелами. Крестьянское пчеловодство было весьма дифференцированным. Более 50% пасечников имели от 25 -до 150 колодок, что приносило доход от 50 до 300 р. в год. Товарный мёд и воск с пасек томских деревень в основном шел на удовлетворение потребностей местного рынка. Концентрация пчеловодства и развитие в нем товарно-денежных отношений способствовали появлению скупщиков Малых А.А. Из истории пчеловодства государственных крестьян Томской губернии (конец XVIII - первая половина XIX вв.) // Из истории Сибири. Томск, 1975. С. 55..

Из лесных промыслов государственной деревни самыми заметными были рубка леса и дров с последующей доставкой к месту продажи. Этим промыслом занимались крестьяне почти исключительно северных округов. Их насчитывалось 1900, и в большинстве своем они имели незначительный доход (до 20 р.), рассматривая промысел, как приработок. В лесоматериалах и дровах нуждался прежде всего город, поэтому в деревнях под Томском жили лесопромышленники.

Добычей мочала, луба, дубильных материалов, бересты, моха, а также дегтярным, смоляным, угольным, зольным промыслами занималось на севере Западной Сибири 2273 крестьянина. Продукция промыслов употреблялась на местах и продавалась в города.

Собиранием ягод и добычей кедровых орехов промышляли крестьяне северных округов западносибирских губерний. Промыслы эти имели вспомогательное значение, и доходы от них были невелики. Интересно, что в пригородных волостях, под Томском, крестьяне содержали общинные кедровые рощи, доход от которых делился.

Одной из форм внеземледельческого заработка государственного крестьянства Сибири был извоз. По Московскому тракту, от Екатеринбурга до Кяхты, ежегодно перевозились десятки тысяч пудов различных грузов, что создавало благоприятные условия для развития извозного промысла. Наибольшее значение он имел для крестьян севера Тобольской губернии и Томского, Каинского округов Томской губернии.

Извозный промысел был выгоден для зажиточного крестьянства, располагавшего значительным количеством лошадей и имевшего возможность нанимать возчиков из односельчан. Разумеется, казне и купечеству сподручнее было иметь дело с зажиточными крестьянами-подрядчиками. Поэтому в предреформенные годы все чаще в роли организатора извоза выступает «капиталистый» крестьянин. В извозном промысле Томского и Каинского округов командные высоты занимали 56 подрядчиков с доходами от 500 до 1 тыс. р., были и такие, кто имел 2 - 3 тыс. р. годового дохода. В большинстве случаев богатей-подрядчик нанимал середняка с его лошадьми, выдавая ссуду натурой (хлебом, одеждой), редко деньгами. Следствием такого кредита часто было возникновение долговой кабалы. Нужно отметить, что подряды на извоз богатых крестьян часто сочетались с содержанием постоялых дворов Лебедева А.А. Хозяйство и быт западносибирского крестьянства XVII - начала XX в. М.: Наука, 1979. С. 79..

Что касается малолошадной и безлошадной деревенской бедноты, то ее участие в извозе ограничивалось наймом в качестве возчиков к удачливым односельчанам. Существование организованной подрядчиками «извозопромышленности» не исключало самостоятельных перевозок середняками, получавшими обычно доход в пределах 30 - 50 р., но имевших большие путевые издержки. Самостоятельных возчиков было много на севере Тобольской губернии Скалозубов Л.Н. Из поездок по Тобольской губернии в 1895 г. Тобольск, 1895. С. 153..

Анализ количественных параметров и структуры крестьянской «промышленности» государственной деревни Западной Сибири в 40-е гг. XIX в. приводит к выводу об относительно высокой степени ее развития. Ремесленными и промысловыми занятиями, связанными с рынком, было охвачено около 13 % взрослого мужского населения, это цифра тогдашней официальной статистики, недостатки которой значительно приуменьшали действительные масштабы крестьянской «промышленности» Кожухов Ю.В. Русские крестьяне Восточной Сибири в первой половине XIX века (1800 - 1861). Л., 1967. С. 85.. То, что было известно местной администрации, зачастую представляло лишь надводную часть айсберга.

Развитие «промышленного» сектора крестьянской экономики в рассмотренные годы подтверждает, что общим направлением эволюции этой экономики был ускоряющийся процесс общественного и географического разделения труда. К 40-м гг. оформилась различная хозяйственная ориентация севера и юга Западной Сибири. Ремеслам и промыслам на севере уделяли внимание 23 % взрослых крестьян, на юге - только около 8 %. Еще интенсивней процесс разделения труда шел в пригородной и притрактовых зонах Лебедева А.А. Хозяйство и быт западносибирского крестьянства XVII - начала XX в. М.: Наука, 1979. С. 131..

Подводя итог вышеизложенному, необходимо подчеркнуть особую роль крестьянской «промышленности» в общем комплексе сельской экономики: Крестьянские ремесла и промыслы были реакцией на слабое развитие городских центров в феодальной Сибири. Образуя «элементы города в деревне», они в условиях феодального способа производства были одним из основных путей общего прогресса экономики. Медленные исторические темпы развития крестьянской «промышленности» были связаны с общим состоянием и структурой феодальной экономики. Но несмотря на это, в предреформенный период крестьянская «промышленность» Западной Сибири выполняла роль передовой, наиболее быстро прогрессирующей отрасли сельской экономики.

Важнейшей отраслью крестьянского хозяйства в первой половине XIX в. являлось скотоводство. Скотоводство в крестьянском хозяйстве горного округа играло значительно большую роль, чем земледелие. В окладных книгах можно часто встретить крестьянские хозяйства, имевшие по 20, 30 и более лошадей, но хозяйства с запашкой в 30 - 40 дес. встречаются гораздо реже. По количеству скота, приходившегося на 100 дес., Алтайский горный округ далеко опережал любую из европейских земледельческих губерний России Кожухов Ю.В. Русские крестьяне Восточной Сибири в первой половине XIX века (1800 - 1861). Л., 1967. С. 62..

Скотоводство в Алтайском горном округе, как и земледелие, носило экстенсивный характер. Разводимый в крестьянских хозяйствах скот был беспородным и малопродуктивным. С ранней весны до поздней осени он находился на подножном корму, а в южных волостях лошади паслись в степи и зимой Бородавкин А.П. Реформа 1861 г. на Алтае. Томск, 1972. С. 72..

Преимущество, отдаваемое крестьянами скотоводству перед земледелием, объясняется следующими основными причинами. Во-первых, затраты труда в скотоводстве были невелики. Они заключались главным образом в заготовке сена на зиму. Крестьяне притрактовых селений, основным занятием которых был извоз, нередко совершенно переставали заниматься земледелием, но продолжали разводить крупный рогатый скот и овец не только для собственного потребления, но и на продажу. Во-вторых, хотя в торговле скотом имелись ограничения, они не были такими строгими, как в торговле хлебом. К тому же закупки заводами продуктов животноводства были незначительными по сравнению с закупками хлеба. Основную массу товарной продукции крестьяне могли сбывать по рыночным ценам. Нельзя не учитывать и тот факт, что транспортировка скота для продажи, особенно в живом виде, обходилась значительно дешевле, чем транспортировка хлеба. Выращенный в горном округе скот гуртами перегонялся для продажи не только на золотые прииски Восточной Сибири, но и в Европейскую Россию.

В общем поголовье стада на первом месте по численности стояли лошади, затем шли овцы и рогатый скот. Кроме того, в некоторых волостях крестьяне разводили свиней и коз.

Большой удельный вес лошадей в общем поголовье скота обусловливался целым, рядом факторов. Как известно, заводские повинности приписных крестьян включали в основном конные работы - перевозки (большей частью на значительные расстояния) руды, угля и флюсов. Крестьянской семье, обязанной выполнить 3 души конных работ, чтобы обеспечить простое воспроизводства своего хозяйства, необходимо, было иметь минимум 5 - 6 лошадей. Господствовавшие в горном округе переложная и залежно-паровая системы земледелия требовали сравнительно с трехполкой наличия в крестьянском хозяйстве большого количества лошадей. Развитию коневодства в немалой степени способствовало занятие извозом, распространенное как среди крестьянства горного округа, так и среди казенного крестьянства Томской губернии Громыко М.М. Некоторые вопросы истории Сибирского крестьянства периода феодализма // Проблемы истории советского общества Сибири. Вып. 2. История крестьянства Сибири досоветского периода. Новосибирск, 1970. С. 10..

Наибольшее развитие получило животноводство в волостях, расположенных в Кулундинской степи. Удельный вес животноводства здесь значительно превосходил средний показатель его по Алтайскому горному округу. Ю. Гагамейстер относил Кулунду к таким районам Сибири, где «скотоводство становится самостоятельным промыслом русских поселян» Зверев В.А. Крестьянское население Сибири в эпоху капитализма (проблемы физического и социального возобновления): Учебное пособие. Новосибирск: Изд-во НГПИ, 1988. С. 51..

Близко к волостям Кулунды стояла по удельному весу животноводства Чарышская волость.

Скот и продукты скотоводства не только, удовлетворяли потребности крестьянского хозяйства, но и в значительных размерах шли на продажу. Они находили сбыт как внутри горного округа, так и за его пределами.

Внутри горного округа самым значительным потребителем продукции животноводства было население городских, заводских и рудничных поселений. Такие продукты, как масло и молоко, жители промышленно-торговых поселений покупали сами во время привоза их крестьянами близлежащих деревень. Размеры покупки этих продуктов были невелики, так как многие из горожан и мастеровых держали сами молочный скот. Обеспечение руднично-заводского населения мясом происходило как стихийно, путем подвоза и продажи его крестьянами, так и через подрядчиков-маркитантов. Ежегодно горнозаводские власти заключали с желающими договоры на поставку определенного количества мяса по определенным ценам. Земские управители обязаны были оказывать содействие закупке скота маркитантами в волостях своих отделений на основании установленные Канцелярией горного начальства правил. Для содержания закупленного скота маркитантам выделялись пастбищные и сенокосные угодья.

Горнозаводским властям не всегда удавалось обеспечить снабжение населения заводов и рудников через маркитантов. В мае 1833 г. ими было сделано объявление о предоставлении подрядов на поставку мяса и мясных продуктов на очередной срок (с 15 сентября 1834 г.). Однако желающих заключить подряды по предложенным горнозаводским начальством ценам не нашлось. В августе 1883г. Алтайское горное правление распорядилось о том, чтобы «с истечением ныне продолжающегося контрактового времени на продажу говядины и мелочей в Барнаульском и Локтевском заводах. Колыванской шлифовальной фабрике, Змеиногорском, Риддерском, Николаевском и Белоусовском рудниках, равно в Павловском, Сузунском и Томском заводах, Салаирском и Зыряновском рудниках, где с прошлого 1832 г. нет уже законтрактованных маркитантов, допустить вольную продажу говядины людьми всех состояний, кто, где пожелает... Для довольствия находящихся в заводских госпиталях и лазаретах больных говядиною заготовлять оную по мере потребности хозяйственным распоряжением через покупку в селениях рогатого скота на казенные деньги, для чего и избрать особо честных лиц» Громыко М.М. Трудовые традиции русских крестьян Сибири XVIII - первой половины XIX в. Новосибирск, 1975. С. 82..

В понижении цен на продукты скотоводства горнозаводское начальство было заинтересовано не только потому, что боялось повышения прожиточного минимума мастеровых, но и потому, что заводы сами являлись потребителями некоторых продуктов. Наряду с горнометаллургическими представителями Кабинетом еще в XVIII в. был создан ряд подсобных предприятий, призванных обеспечить непрерывное и успешное действие основного производственного процесса -- получение серебра. Среди последнего ряда предприятий имелись кожевенная, обувная, салотопленная и свечная мастерские. Поэтому кроме небольшого количества необходимого для лазаретов мяса заводы ежегодно закупали у маркитантов и в крестьянских селениях кожи и сало. После обработки в мастерской кожи шли на пошив для мастеровых обуви, а также на изготовление ременных передач, клапанов для водоотливных насосов и другие производственные нужды. Сало закупалось заводами не только для изготовления свеч, но и употреблялось для смазки механизмов. Закупка заводами для собственных потребностей кожи и сала была по своим размерам незначительной.

Горнозаводское начальство по собственной инициативе или по просьбам маркитантов вводило в отдельные годы различного рода ограничения в торговлю скотом и продуктами скотоводства.

Приписная деревня сбывала скот и продукты скотоводства не только в пределах горного округа. Как уже указывалось выше, без продуктов скотоводства приписной деревни не мог обходиться губернский город Томск. Ежегодно большое количество, лошадей продавалось на Московском тракте. Лошади из горного округа продавались и на Иртышской линии. Так, только через Семипалатинскую таможню в 1843 г. было выведено в Киргизскую степень на 9531 р. лошадей. Продукты животноводства, особенно кожи и сало, отвозились на Ирбитскую ярмарку Щегалов Т.К. Ярмарки Юго-Западной Сибири в XIX - начале XX века: Из истории формирования и развития всероссийского рынка. Барнаул, 2001. С. 163..

С 30-х гг. XIX в. возможности сбыта продуктов скотоводства расширились в связи с развитием частной золотопромышленности. Лошади и рогатый скот стали закупаться в горном округе не только для золотых приисков Томского уезда, но и для золотых приисков, расположенных на территории Енисейской губернии.

Положительное влияние на расширение сбыта продукции сибирского животноводства оказало, возникновение пароходства в 40-х гг. XIX столетия на Оби, Томи и Иртыше Рогозин Н.Е. Некоторые вопросы экономического развития Западной Сибири после отмены крепостного права // Учен. зап. Белорусск. ун-та. 1957. Вып. 1 (38). С. 52..

Таким образом, можно сделать вывод, что сибирское крестьянство развивалось в своих особых условиях, отличавшихся от общероссийских. Сами сибирские земли требовали постановку упора на особые формы развития промышленности и сельского хозяйства.

"… Громадная по территории окраина… играет роль колонии, доставляющей сырье своей метрополии - Европейской России" . Именно такими словами характеризует экономическое положение Сибири в конце 19 века относительно всей России историк М. Соболев.

С началом нового столетия происходят качественные изменения в экономической сфере региона.

Интенсивное экономическое развитие Сибири началось со строительством Транссибирской железнодорожной магистрали. "Несовершенными и дорогими путями сообщения определялся весь строй хозяйственной жизни Сибири 19 века: господство натурального хозяйства, отсутствие широкого и оживленного обмена, замкнутый строй быта. Для того чтобы пробудить к жизни Сибирь, нужно было связать ее живыми нитями с центрами европейской культуры. Это сделала Сибирская железная дорога. Проведение последней произвело настоящую экономическую революцию края…" .

Экономическое значение строительства Транссибирской железнодорожной магистрали не только в том, что она открыла сибирским товарам наиболее эффективный и удобный путь на другие региональные рынки (также как и путь товарам с данных рынков в Сибирь), но и в том, что железная дорога послужила материальной основой для последующего формирования институциональной структуры, присущей рыночной экономике. Прежде всего это выражалось в сокращении потребности в крупных оптовых посредниках, которые раньше держали всю Сибирь в своих руках, диктуя свои монопольные цены. "Прежде при отсутствии усовершенствованных путей сообщений, было необходимо делать годовой запас товаров в крупных центрах, перераспределявших свои запасы между более мелкими рынками. Оборот был медленный, кредит долгосрочный. Теперь для каждого среднего и даже мелкого торговца явилась возможность непосредственных сношений в течение всего года с продавцами из первых рук в Европейской России и даже за границей. Товар доставлялся непрерывно в течение всего года по железной дороге мелкими партиями, вместе с тем, торговля стала более мелкой, стала требовать меньше оборотного капитала и менее продолжительных сроков кредита" .

Товарообмен железной дороги вызвал в Сибири развитие ряда городов, представляющих узловые центры транспорта.

Формирование транспортной сети в Сибири способствовало не только демонополизации торговой сферы, но и созданию материальных и экономических условий и предпосылок индустриализации экономики обширного региона. В этом плане преобладала добывающая промышленность. Сюда относится :

горное дело: золотопромышленность и добыча угля;

рыболовство;

звероловство;

лесное дело.

Что же касается обрабатывающей промышленности, то она находится в начальных стадиях своего развития и вырабатывает товары несложной техники и местного потребления; здесь преобладает первичная обработка сырья и производство продуктов питания, как-то спирта, пива, муки, масла и т.п. (винокуренное, воскосвечное, салотопенное, мыловаренное, мукомольное производство)" .

Удаленность Сибири от основных рынков сбыта продукции ее добывающей и перерабатывающей промышленности определила и выбор характеристик товаров, предлагаемых для межрегионального обмена. Основной характеристикой товара стала повышенная удельная ценность единицы веса. Поэтому не случайно, что Сибирь в первую очередь стала предлагать для межрегионального обмена такие товары как пушнина, золото и сливочное масло. В значительной степени повышенные стоимостные характеристики сибирских товаров были обусловлены проявлением естественных условий - таких как плодородие залежных земель, наличие залежей редких металлов и руд, состояние лесов и охотничьих угодий.

Стремительное экономическое развитие Сибири не только подталкивало пересмотр инженерных решений, связанных с развитием железнодорожной сети региона, но и остро ставило проблемы изменения институциональных рамок - норм, правил и условий, способствующих развитию предпринимательской деятельности. На смену монополии посредников приходят артельные кооперативные организации производителей. Наглядно это описано у М. Соболева, рассказывающего об особенностях широко распространенного в конце 19 - начале 20 века вида хозяйственной деятельности - маслоделия.

"…Существующая постановка маслоделия представляется не вполне удовлетворительной. Прежде всего, торговля и кредитные операции маслоделов отражаются на понижении доходов крестьян, сдающих молоко. Затем монополия вывоза масла в руках экспортных контор ведет к тому, что все благоприятные шансы рынка обеспечивают выгоды экспортных контор, но не касаются производителей. Для устранения этого и вводятся общественная организация маслодельных заводов и учреждаются товарищества для сбыта масла за границу. Общественные маслодельни, устраиваемые сельскими обществами, нередко давали плохие результаты. Среди причин этого явления следует указать на то, что инициатива такой организации очень часто исходила от крестьянских начальников, которые и смотрели на предприятие, как подчиненное им, вмешивались в управление заводом, в распоряжение доходами и проч., чем создавали среди общественников недружелюбное настроение к самому делу…

Лучше дело поставлено у артельных маслоделен. Обычно они устраиваются по договору, устному или письменному. Артельщики вносят небольшие паи наличными деньгами и дополнительные паи в виде вычета из сумм, следуемых за доставляемое молоко… Члены артели участвуют в деле пропорционально количеству принесенного молока; они обязываются не сдавать молока на сторону. Дела артели ведутся артельным старостой или советом уполномоченных, т.е. выборных от членов предприятия" .

Помимо маслоделия в Сибири занимались охотой, рыболовством, пчеловодством, обработкой льна и конопли, шерсти, прядением, обработкой дерева, кедровым промыслом, гончарным промыслом. Но именно маслоделие было основой рыночной торговли региона.

Из всего вышесказанного можно сделать вывод о значительном влиянии сельского хозяйства в экономике региона. Сибирь здесь схожа в целом со всей Россией, которая в конце 19 - начале 20 века все еще была аграрной страной, хоть и пытавшейся перейти к промышленному капиталистическому производству. Этот переход выражался в зарождении фабрик, торговле с мелких мануфактур и пр. Таким образом, в экономике наряду с сельчанином был задействован и городской житель. Среди известных для жителей современного Красноярского края торговцев, промышленников того времени фамилии: Юдин, Давыдов, Гадалов, Щеголев и др.

Опубликовано в сборнике статей: Комлева Е.В. Роль купечества в социально-экономическом развитии Сибири (XVIII – начало XX в.) // Азиатская Россия и сопредельные государства. Сборник научных трудов / Под ред. С. Папкова и К. Тэраяма. Новосибирск: Параллель, 2013. С. 54–69.

В составе всего населения Сибири купечество было одним из самых малочисленных (в конце XVIII в. купцы составляли около 0,4 % от всего населения региона, через сто лет –1,2 %), но, в то же время, наиболее влиятельных слоев. Именно благодаря купцам в значительной мере шло освоение Азиатской части России, развитие экономики региона и включение его в экономическое и культурное пространство страны. Крупнейшее на сегодняшний день справочное издание по истории сибирского купечества – «Энциклопедический словарь по истории купечества и коммерции Сибири» – позволяет представить целостный взгляд на жизнедеятельность сибирского гильдейского купечества и его роль в социально-экономическом развитии Сибири.

Сибирское купечество начало формироваться на рубеже XVII–XVIII вв.; до этого долгое время на сибирском рынке главную роль играли торговые люди из Европейской России. К началу XVIII в. насчитывалось уже около 30-ти «своих» гостей и членов гостиной сотни, проживавших в различных городах Сибири . В дальнейшем сибирское купечество развивалось под воздействием разных факторов. Реформы последней четверти XVIII в., изменившие правила записи в купечество, вызвали резкое сокращение его численности по всей стране, и, в том числе, в Сибири. Последовавшее затем неоднократное повышение необходимого для записи в купечество минимума и рост величины гильдейского сбора (с 1775 по 1824 г. сбор с членов первой гильдии вырос в 32, второй – в 134,5, третьей – в 87,6 раза), а также конкуренция со стороны торгующих крестьян, которым в 1812 г. предоставили право заниматься торговлей по специальным торговым свидетельствам ., привели к еще более сильному уменьшению числа гильдейцев. Сильно сказалась на численности сибирского купечества реформа 1824 г., согласно которой гильдейские пошлины сократились, и налогообложение вернулось к уровню 1812 г. Рост купечества в 1830–1840-х гг. во многом был связан с золотодобычей. Кроме того, в это время происходит увеличение числа купцов в городах, расположенных на Сибирской таможенной линии (Семипалатинск, Петропавловск, Усть-Каменогорск), вызванный ограничением в 1834 г. торговых привилегий бухарцев, ставших после этого записываться в купечество . Реформа 1863 г. и закон о промысловом налоге 1898 г. обусловили сокращение численности купцов.

В составе сибирского купечества были люди, имевшие самое различное социальное, региональное и национальное происхождение. Среди социальных источников пополнения сибирского купечества наибольшее значение имели мещанство, крестьянство, а также само купечество. По своему региональному происхождению данный слой общества был также весьма неоднородным, однако, по преимуществу, большинство входивших в него людей были коренными сибиряками – уроженцами либо Восточной, либо Западной Сибири. Что касается национальной принадлежности, то подавляющее большинство сибирских купцов были, конечно, русскими, помимо которых среди купцов встречались украинцы, белорусы, поляки, евреи, татары, коми-зыряне, хакасы, якуты, немцы, французы, англичане, датчане, китайцы и даже один индиец . Расширение национального состава сибирского купечества пришлось на вторую половину XIX в. – именно тогда среди купцов стали появляться выходцы из стран Восточной и Западной Европы, а также ссыльные евреи, во многих сибирских городах составившие наиболее многочисленную и влиятельную диаспору .

На протяжении XVIII–XIX вв. большинство купцов входили в третью, а после 1863 г. – во вторую гильдии, образуя низы купечества. Лишь около 1/6 гильдейцев составляли его верхние слои, входя в ряды членов первой гильдии и занимаясь широкомасштабной предпринимательской деятельностью. Состояния богатейших людей Сибири насчитывали сотни тысяч, а иногда и миллионы рублей: так, тарский и кяхтинский купец Я.А. Немчинов обладал капиталом в 17 млн. руб. Среди владельцев капиталов встречались и женщины, занимавшиеся активной предпринимательской деятельностью после смерти своих мужей, а иногда и отдельно от них .

Купцы оказали решающее влияние на формирование общесибирского рынка, становление транспортной сети региона, развитие обрабатывающей промышленности, внесли значительный вклад в разведку и разработку залежей полезных ископаемых. С именами сибирских купцов связано начало сибирского пароходства, инициативы по прокладке судоходных каналов и проведению железных дорог. Купеческий капитал играл определяющую роль в развитии мыловаренного, кожевенного, салотопенного, свечного, стекольного, фаянсового, писчебумажного и канатно-прядильного производств . При этом на протяжении всего рассматриваемого периода важнейшей сферой обращения купеческих капиталов оставалась торговля разными товарами. Благодаря предприимчивым купцам в сибирских городах можно было увидеть, в том числе, и различные заморские деликатесы. Оказавшийся в 1842 г. в Красноярске путешественник П.А. Чихачев с удивлением отмечал: «Сколько раз, сидя за столом, уставленным привезенными со всех концов света яствами, я не мог не поражаться невероятным контрастам. Вот алтаец в войлочной шапке подает на тарелке японского фарфора апельсины, привезенные на берег Енисея из Мессины или Марселя через Санкт-Петербург и Москву. Вот после обильной трапезы вам предлагают лакомства со всех уголков мира, при этом не забыты даже вина Малаги, Рейна и Бордо. Вы наслаждаетесь ароматным нектаром Аравии и прекрасными гаванскими сигарами» .

Одно из направлений купеческой коммерции составляла торговля с коренными сибирскими народами. Движимые стремлением к обогащению, купцы проникали в самые отдаленные и труднодоступные селения, выступая в роли посредников между русским и аборигенным населением Сибири. Представители около 20–30 купеческих фамилий занимались крупной торговлей в разных районах на севере Сибири. Основу их коммерции составляла доставка на север хлеба, соли, предметов первой необходимости; с севера вывозились меха, кость мамонта, кабарговая струя, рыба, икра, рыбий клей, каменная соль, редко – янтарь.

В литературе неоднократно упоминались случаи злоупотреблений и обмана русскими купцами коренного населения региона: неоправданное завышение цен на привозимые товары, неэквивалентный обмен, когда за безделицу выменивались дорогостоящие меха, спаивание аборигенов . Алчность русских купцов подчеркивалась современниками, считавшими, что в случае их бесконтрольного хозяйствования от них «бедному и жалкому народу» Севера «могут быть злоупотребления и притеснения» . Однако помимо этого сохранились и свидетельства о помощи торговцев местным жителям: случалось, что в голодные годы русские купцы жертвовали в пользу коренного населения северных районов хлеб и другие продукты питания, строили школы и больницы. Одним из таких примеров может служить пожертвование в 1813 г. 1 тыс. пуд. хлеба для бесплатной раздачи «инородцам» Туруханского уезда красноярским купцом А.П. Терским . Красноярский купец М.К. Сидоров выделил 1 тыс. руб. сер. на училище для «инородческих» детей, открытое в августе 1863 г. при туруханском Троицком монастыре . Впрочем, якутский исследователь В.П. Захаров видит в помощи социальной верхушки охотничье-промысловому населению Севера в голодные годы своеобразную форму закабаления, поскольку впоследствии «благодарный мелкий производитель, скотовод-охотник сдавал продукты и пушнину своему «благодетелю» .

На примере такого интересного региона, как Верхнее Прииртышье, где происходило взаимодействие между разными этносами, видно, что одним из способов налаживания торговых связей с аборигенным населением в пограничных зонах, практиковавшихся во второй половине XVIII в., можно считать исполнение сибирскими купцами различных казенных служб. Именно со службы таможенными целовальниками и винными головами в крепостях Сибирской линии начинали свою коммерческую деятельность некоторые не только западно-сибирские, но и восточно-сибирские предприниматели .

По инициативе купцов развивалась также международная торговля с государствами Юго-Восточной Азии, Северной Америки, Восточной и Западной Европы. Так, традиционным направлением торговли сибирских купцов была кяхтинская торговля с Китаем . Во второй половине XIX в. рынок расширился и в западном направлении, куда стали сбываться продукты животноводства.

По материалам «Энциклопедического словаря по истории купечества и коммерции Сибири» удалось выявить 9 человек, которые были связаны торговыми отношениями с Японией. Первым, кто проявил себя на этом поприще, был якутский купец П.С. Лебедев-Ласточкин, однако его попытки установить торговые контакты со Страной восходящего солнца не увенчались успехом из-за настороженной позиции японских властей по отношению к иностранцам – японским подданным было запрещено вести прямую торговлю с русскими купцами. Тем не менее, в 1779 г. Лебедев-Ласточкин получил золотую медаль «За полезные обществу труды» за то, что «имел случай первым свести знакомство с японцами и положить начало к заведению с ними торга» . Другой купец – представитель известного иркутского купеческого рода Д.Н. Мыльников в 1796 г. выступил одним из инициаторов организации торгово-промысловой экспедиции к берегам Японии, но и этот проект не был реализован . Об интересе сибиряков к Японии и японским изделиям на рубеже XVIII–XIX вв. свидетельствует также и такой факт, как наличие произведений японских мастеров в частной художественной коллекции иркутского купца начала XIX в. С.С. Дудоровского .

О постоянных партнерских отношениях сибирских купцов с японцами можно говорить, только начиная со второй половины XIX в. Тогда внимание сибирских предпринимателей привлекали, в первую очередь, высококачественный японский фарфор, японская мебель и ткани. Иркутские купцы Д.В. и Ф.В. Переваловы, учредившие в 1869 г. фарфорово-фаянсовую фабрику, пригласили работать на ней иностранных специалистов, в том числе и из Японии . Контакты с Японией во второй половине XIX в. удалось также наладить иркутскому купцу 1-й гильдии П.А. Пономареву – владельцу крупной фирмой по изготовлению плиточного и кирпичного чая . На рубеже XIX–XX вв. на торговле чаем и японскими товарами специализировался кяхтинский купец 1-й гильдии И.А. Басов – совладелец крупного торгового дома «Коковин и Басов» . В начале XX в. повышение спроса на японские товары в сибирском обществе в какой-то мере стимулировала Русско-японская война 1904–1905 гг. Среди сибирских предпринимателей, торговавших японскими товарами в то время, можно отметить читинского купца 2-й гильдии Д.Ф. Игнатьева, в магазине которого продавалась, среди прочего, японская мебель, изготавливавшаяся специально выписанными из Японии мастерами . Другой читинский купец – Ш.И. Меерович после Русско-японской войны стал торговать японскими товарами . Омская предпринимательница Н.И. Кулева в 1905 г. продавала шелковые японские ткани . Якутский купец Г.В. Никифоров, крупнейший торговец пушниной в регионе, к 1910-м гг. наладил связи со многими иностранными фирмами, в том числе и с японскими .

Необходимо подчеркнуть и новаторскую роль некоторых купцов, стремившихся подвести научную основу под свою хозяйственную деятельность. Вспомним известного купца-золотопромышленника С.И. Попова, который в 1830–1840-х гг. на хуторе под Семипалатинском проводил опыты по выращиванию различных сельскохозяйственных культур и разведению тонкорунных овец . И таких примеров можно привести немало.

Трудно переоценить вклад купечества в исследование и освоение труднодоступных сибирских территорий – именно представители торговых слоев населения, движимые стремлением к обогащению, во многом стали настоящими пионерами освоения северо-востока России. Одним из ярких примеров участия русских купцов в освоении севера может служить деятельность купеческих промысловых компаний на Тихом океане. В 1760-х гг. в этом регионе действовало более 20 подобных компаний, в которых участвовали как жители Европейской части страны, так и сибиряки . Всего за вторую половину XVIII в. было организовано около 100 плаваний к берегам Северной Америки . Однако не только Аляска притягивала взоры русских предпринимателей. Многие из образованных и влиятельных представителей сибирского купечества в полной мере осознавали необходимость разведки обширных северных пространств Сибири, хотя они были еще более неподходящими для экономического освоения даже по сравнению с Русской Америкой. Особенно этот процесс активизировался во второй половине XIX в. в связи с развитием капитализма и растущими потребностями европейской и российской промышленности. Некоторые высокообразованные и патриотически настроенные купцы наряду с чисто коммерческими соображениями – возможностью разбогатеть на разработке обнаруженных залежей полезных ископаемых, на торговле пушниной, продуктами питания и товарами первой необходимости – проявили заботу и об общегосударственных интересах. Это выражалось, прежде всего, в их значительной финансовой поддержке исследования и функционирования Северного морского пути и пропаганде богатств Севера.

Одним из наиболее активных сторонников открытия Северного морского пути между Сибирью и Европой стал красноярский купец Михаил Константинович Сидоров, считавший это «жизненным вопросом для Сибири и имеющим важное государственное значение» . Для достижения поставленной цели он потратил более 1700 тыс. р.: снаряжал экспедиции, приобретал пароходы в бассейнах Оби и Енисея, предлагал соединить каналом pеки Таз и Турухан, обещал выдать премию в 2 тыс. фунтов стерлингов тому, кто первый пройдет из Европы в устье Оби или Енисея. Благодаря энергии М.К. Сидорова в 1874–1877 гг. наконец-то удалось совершить ряд удачных плаваний через Карское море и открыть морской путь в Обь и Енисей .

В конце XIX – начале ХХ в. исследованию Северного морского пути большое внимание уделял представитель крупного енисейского купеческого рода Востротиных – Степан Васильевич. Он был настоящим знатоком севера, неоднократно плавал по Карскому морю, был знаком с мореплавателями Дж. Виггенсом, Ф. Нансеном, норвежским консулом Й. Лидом. Он даже свой медовый месяц в 1894 г. провел среди арктических льдов, совершая с молодой женой северное путешествие на английском пароходе из Ньюкасла до Енисейска . С.В. Востротин считал, что «без морского пути трудно оживить Север России и Сибири, и все намерения правительства колонизировать пустынные берега низовьев Оби и Енисея не дадут желательных результатов без этого пути». Плававший в 1913 г. с С.В. Востротиным от Норвегии до Енисейска Ф. Нансен вспоминал, что «свою родину и свое миллионное население он знал вдоль и поперек и являлся настоящим живым справочником по всем интересующим нас вопросам относительно условий местной жизни и труда» .

Наконец, весьма ощутимым было влияние купцов на формирование городской среды региона – как считает известный специалист по истории сибирского купечества В.П. Бойко, к 1830-м гг. «купцы уже во многом определяли общественный климат в сибирских городах, в первую очередь в крупнейших из них» . По словам иркутского историка В.П. Шахерова, в купеческой среде «формируются новые жизненные ценности и ориентиры, включающие в себя не только коммерческие приоритеты, но и стремление к просвещению, общественной деятельности, благотворительности» . Эстетические пристрастия представителей купечества, подкрепленные их финансовыми возможностями, в значительной степени определяли внешний облик сибирских городов, а многие купеческие дома выступали центрами культурной жизни, притягивая передовых людей своего времени, а также многочисленных политических ссыльных: декабристов, петрашевцев, поляков и др.

Об уровне культурного развития лучших представителей сибирского купечества красноречиво говорят свидетельства современников. Вот как, например, выглядели купеческие апартаменты второй половины XIX в. в Чите: «Комнаты были всегда со вкусом меблированы… Картины, библиотека, музыкальные инструменты, биллиарды, иногда зимний сад и всегда роскошные комнатные растения…» . Из описания дома красноярского золотопромышленника П.И. Кузнецова дежурным штаб-офицером Генерального штаба при генерал-губернаторе Восточной Сибири И.П. Корниловым в 1848 г. можно получить представление о вкусах и эстетических запросах хозяина: «Прекрасные светлые покои, богато убранные петербургской мебелью. В шкафах китайские фарфоровые статуэтки, на стенах произведения знаменитых русских художников, в том числе Брюллова» . Восторженные отзывы о семействе Кузнецовых оставил и американский путешественник Дж. Кеннан, посетивший Красноярск в 1880-х гг. Как «интеллигентного купца» характеризовали современники иркутянина А.С. Первунинского . Баргузинского купца А.А. Белоголового оценивали как человека, «резко выдававшегося своим высоким образованием и гуманным отношением к соприкасавшимся с ним лицам» . О курганском купце Д.И. Смолине журнал «Мельник» сообщал, что он «энергичный, предприимчивый, один из самых популярных общественных деятелей по всей Западной Сибири..., большой знаток местных условий и нужд, глубоко просвещенный, много путешествующий, хорошо знакомый с экономическим строем России и Западной Европы, где он бывал не раз...» . Среди самых образованных и неординарных личностей из числа сибирских купцов можно назвать также забайкальских предпринимателей М.А. Зензинова и М.Д. Бутина , приенисейских золотопромышленников и торговцев Гадаловых , которым посвящены специальные монографии.

Из-за немногочисленности коронной бюрократии и почти полного отсутствия дворянства сибирское купечество играло огромную роль в органах городского самоуправления – магистратах, ратушах, городских думах . Для всего сибирского купечества в целом было характерно, с одной стороны, непременное участие практически всех гильдейцев в тех или иных структурах местного самоуправления. Однако, с другой стороны, некоторые купцы стремились уклониться от занятия должностей по выбору, считая общественную службу обременительной для себя. Властям приходилось принимать меры для обеспечения достаточной явки на выборы , иногда даже принуждать к исполнению должности . Оказавшись на общественном посту, многие купцы добросовестно исполняли служебные обязанности, стремились вникнуть в многочисленные проблемы сограждан, оставляли после себя добрую память, хотя, конечно, встречались и те, кто использовал служебное положение в корыстных интересах, добываясь выгодных подрядов с казной, утаивая налоги, незаконно захватывая городские земли .

Широкий размах приобрела купеческая благотворительность – во многом благодаря купеческим пожертвованиям в Сибири развивались такие социальные сферы, как здравоохранение, народное просвещение, благоустройство городов. Хорошо известны имена сибирских купцов – наиболее крупных жертвователей на самые разнообразные нужды не только своих городов, но и других областей огромной страны. Сюда относятся томичи М.А. Мыльников, С.Ф. Хромов, Ереневы, красноярцы М.К. Сидоров, Щеголевы, Гадаловы, иркутяне Баснины, Сибиряковы, Трапезниковы, Хаминовы и целый ряд других людей . Их пожертвования зачастую поражают своими размерами, составляя сотни тысяч и даже миллионов рублей .

Среди благотворительных вкладов сибирского купечества наибольшее распространение получили взносы на развитие образования и Русской Православной Церкви. Однако если пожертвования на развитие народного просвещения характерны, преимущественно, для второй половины XIX – начала XX в., то Православная Церковь оставалась в центре внимания попечителей на протяжении всего рассматриваемого периода.

На средства купцов строились и украшались церкви. Иногда попечением лишь одного человека возводился огромный храм. Наиболее ярким примером здесь может служить история строительства красноярского кафедрального Богородице-Рождественского собора, возводимого по решению красноярских золотопромышленников по проекту знаменитого архитектора К. Тона. В 1849 г. из-за плохого качества стройматериалов уже почти законченное здание рухнуло. Отстраивать его заново вызвался красноярский купец Сидор Григорьевич Щеголев. Он потратил на это 560 тыс. руб. своих личных денег и в 1866 г. собор был, наконец, построен. Супруги Щеголевы заботились о соборе до конца своих дней и были похоронены в нем, в приделе во имя Св. мучеников Исидора и Татианы .

Поскольку капитальное строительство требовало больших затрат, купцы чаще всего брали на себя не полностью строительство всего здания, а производили различные к нему пристройки, бывшие им по силам, или вносили на строительство какую-то часть требуемых средств. Например, иждивением енисейского купца М. Соколова в начале 1820-х гг. была выстроена каменная ограда енисейской Богоявленской церкви . В 1844 г. красноярский первогильдеец И.К. Кузнецов пожертвовал 35 тыс. руб. на постройку собора в Красноярске . Томские купцы Ереневы жертвовали на строительство в Томске женского монастыря. В 1834 г. купеческая вдова Е.К. Чулошникова пожертвовала в пользу будущей домовой архиерейской церкви в Томске каменный двухэтажный дом с пристройками и землей . Известный новониколаевский купец и крупный благотворитель Е.А. Жернаков входил в состав образованного в 1895 г. комитета по строительству собора Александра Невского .

Помимо участия в строительстве, практически все купцы постоянно жертвовали на нужды своих приходских храмов как деньги, так и различные предметы церковного обихода. Вот лишь несколько примеров таких вкладов купцов в пользу Церкви. В начале 1820-х гг. енисеец М. Хорошев внес 9620 руб. 65 коп. на нужды Входоиерусалимкой кладбищенской церкви в Енисейске . Много он жертвовал и в енисейский Христорождественский приход: серебряные царские врата, 224-х пудовый колокол, средства на каменные пристройки к храму и др.

Нередко купцы составляли завещания своего имущества (или его части) в пользу городских церквей. Так, иркутский купец В.Ф. Елезов в 1848 г. составил духовное завещание, согласно которому большую часть своего состояния он передал в распоряжение Церкви . В 1849 г. красноярский третьегильдеец С.Я. Кузнецов завещал разделить между пятью городскими церквями пятую часть своего имения для годичного поминовения его души и душ всех его умерших родных . В завещании енисейского купца И.Ф. Петухова, составленном в 1855 г., говорилось: «Если я помру прежде жены моей, то она должна по долгу христианскому меня похоронить и чинить по душе моей должное поминовение и равно по всем родственникам моим…»

Кроме того, что купцы были щедрыми жертвователями в пользу Церкви, практически исключительно из их среды избирались церковно-приходские старосты. Эта должность обязывала заниматься хозяйственными и финансовыми вопросами прихода и была связана со значительными личными расходами.

Представленная краткая зарисовка различных направлений деятельности сибирского купечества показывает, насколько значителен и разносторонен был вклад гильдейского купечества в социально-экономическое развитие Сибири. При этом, однако, нет никакой необходимости идеализировать облик сибирских купцов – среди них были самые разные по характеру, душевным качествам и жизненным ориентирам люди. Встречались и те, кто занимался самым настоящим разбоем, как, например, основатель крупнейшего купеческого клана П.А. Кандинский . Можно также привести не один пример, когда в обыденной жизни купцы поступали некрасиво и непорядочно. Многие из них прекрасно сознавали свое значение и вес в глазах общества, иногда горделиво выставляя свою финансовую власть напоказ: например, в конце XIX в. один из братьев влиятельного купеческого рода в Енисейской губернии – Гадаловых – говорил клиентам: «Захочу – раздавлю как гниду, а захочу – помилую» . А чего стоят воспоминания современников о тех причудах, которые устраивали в Сибири купцы-золотопромышленники! Так, одни енисейские золотопромышленники «в 10 ч. утра считали долгом поить шампанским всякого приходившего к ним даже по делу, играли в карты… с условием платить по золотому всякий раз, как пасьянс не выйдет» . Красноярец Н.Ф. Мясников жил в великолепном здании, впоследствии ставшем городской больницей, а в воскресные дни и по праздникам «шествовал к обедне в Воскресенский собор по мосткам, по середине улицы устланным красным сукном» . До сих пор в разного рода изданиях можно встретить рассказы, что Мясников пользовался визитными карточками, сделанными из чистого золота . М. Миндаровский называл подобных расточителей «хищниками золотопромышленности», для которых не существовало ничего, кроме личной наживы, и которые тратили деньги на прожигание жизни .

Однако, несмотря на все негативные моменты, без сомнения, присутствовавшие в поведении отдельных гильдейцев, в целом в конце XVIII – начале XX в. купечество являлось важнейшим элементом в структуре сибирского социума, без которого было немыслимо развитие хозяйственной и культурной жизни Сибири.

Энциклопедический словарь по истории купечества и коммерции Сибири: в 2-х т. Новосибирск, 2012. Т. 1; Новосибирск, 2013. Т. 2 (в печати).

См., например: Гончаров Ю.М. Еврейские общины Западной Сибири (XIX – начало XX в.). Барнаул, 2013.

Жиров А.А. Деловые и родственные связи сибирских купцов Немчиновых // Из глубины времен. № 12. СПб., 2000. С. 205.

Комлева Е.В. Сибирские «бизнес-леди»: участие купчих в предпринимательской деятельности (конец XVIII – начало XX в.) // Государство и общество Сибири XVII–XX веков. Новосибирск, 2008. С. 74–82.