На сколько лет хватит мировых запасов нефти? Запасы углеводородов в россии истощаются

Когда закончится нефть? Десятилетия тому назад мир уже предупреждали о том, что ее запасы подходят к концу. Сегодня нефти больше, чем нужно. Что питает рост добычи черного золота?

Телеобращение Картера

Вечером 18 апреля 1977 года президент США пригласил телевизионных журналистов в Белого дома и зловеще объявил американскому народу о том, что он сегодня хочет поговорить на неприятную тему о беспрецедентной проблеме в истории Соединенных Штатов. Он говорил о самой большой после войны угрозе национальной безопасности.

Беспрецедентной проблемой, о которой шла речь, была энергия. Или, скорее, ее нехватка. По словам 39-го президента Соединенных Штатов, нефтяной кризис вызвал необходимость сбалансировать спрос на энергоносители из-за быстрого сокращения ресурсов. Истощились запасы углеводородов, составлявшие 75% всех источников энергии страны. Президент даже назвал время, когда закончится нефть - это должно было произойти в ближайшие 6-7 лет.

Выступление Картера было встречено без энтузиазма. Американцы не оценили апокалиптическое послание, а еще меньше - его видение выхода из этой ситуации с назидательным требованием коллективной моральной поддержки. Но вряд ли кто-либо сомневался в приведенных фактах.

И все же президент США ошибался. Данные по запасам нефти и природного газа оказались неверными. Энергоресурсы не только не были на исходе, они были если не бесконечными, то непостижимо огромными. Никто не знал этого тогда, но сегодня об этом знают многие.

На сколько хватит нефти?

Кроме обильных месторождений углеводородов в Северной Америке, России, Саудовской Аравии и других странах-производителях Ближнего Востока, существуют значительные нетронутые залежи в Южной Америке, Африке и Арктике: не миллиарды баррелей, а триллионы. Таким образом, задаваться вопросом о том, что будет, когда закончится нефть, пока рано. Напротив, согласно отчету Гарвардского университета, мир идет к перенасыщению углеводородами.

75-страничное исследование эксперта и бывшего топ-менеджера Eni Леонардо Моджери, в котором проанализирована разработка и эксплуатация нефтяных месторождений всего мира, предсказывает 20-процентный рост глобальной добычи к 2020 году.

В частности, в докладе особо выделены:

• глубоководные залежи в бразильском бассейне Сантус, которые, как полагают, содержат как минимум 150 млрд ;
• венесуэльские залежи «сверхтяжелой» нефти битуминозных песков Ориноко, оцениваемых в 1,2 триллиона баррелей;
• нефтеносные песчаники Канады;
• бассейн Кванза в Анголе,
• а также месторождения Баккен и Три-Форкс в Северной Дакоте и Монтане в Соединенных Штатах, которые, по словам Моджери, могут стать эквивалентом стран Персидского залива.

И причина этого бума? Технологическая революция, которая трансформирует способы поиска и добычи нефти.

«Сегодня промышленность в состоянии увидеть то, чего раньше не видела, и найти то, чего раньше не находила, - говорит Джеральд Шотман, директор по технологиям компании Shell, базирующейся в Гааге. - Но также мы в состоянии больше получить из этих запасов, более разумно подходя к тому, как мы поступаем с ними».

Сланцевая нефть

Одним из самых больших достижений и методов добычи нефти, который доминировал в новостях в последние годы как в положительном, так и в негативном ключе, являлась технология гидравлического разрыва пласта, или фрэкинг. В сущности, это способ высвобождения углеводородов, заключенных в сланцевых породах, с помощью чрезвычайно мощных водяных насосов, создающих давление до 14 т/кв. м. Гидроразрыв пласта впервые был использован в Канзасе в сороковых годах прошлого века, но лишь в последнее время благодаря многочисленным улучшениям стоимость добычи нефти данным способом упала настолько, что технология стала экономически жизнеспособной. Полезные ископаемые, ранее считавшаяся неизвлекаемыми, теперь находится в пределах нашей досягаемости.

Нигде эти достижения не эксплуатируются с большим энтузиазмом, чем в США. В течение шести лет количество баррелей, добытых из формации Баккена, сланцевого месторождения, занимающего площадь около 518 тыс. кв. км, простирающейся от Монтаны до Северной Дакоты, увеличилось в 100 раз - от 6 тыс. до 600 тыс. в день - и сделало Северную Дакоту вторым по величине производителем нефти в Соединенных Штатах после Техаса. Население главного города штата Уиллистона за последние 10 лет выросло в три раза. Сюда устремились водители грузовиков и рабочие нефтепромыслов со всех концов страдающей от рецессии страны. В Северной Дакоте открываются новые предприятия и новые отделения больниц, за которыми следует инфраструктура, стонущая под тяжестью притока населения. Группы экологов проводят громогласные кампании против фрэкинга, утверждая, что данная технология загрязняет подземные источники воды, вызывает локальные землетрясения и вредит окружающей среде большим количеством токсичных стоков.

Сторонники фрэкинга настаивают на том, что эти опасности можно в значительной степени ограничить. И они указывают на огромные преимущества революционного метода. Бум в Северной Дакоте и быстрое превращение Соединенных Штатов из нетто-импортера энергоносителей в нетто-экспортера уменьшили зависимость страны от энергоресурсов Ближнего Востока. Предприятия нефтяной промышленности Китая, России и Аргентины, впечатленные результатами США, сами начинают внедрять эту технологию. Компания Linc Energy объявила о планах добычи 233 млрд из сланцевых пород в австралийской глубинке.

Битуминозный песок

Но что делать, когда закончится нефть сланцевых месторождений? Фрэкинг - это только один из многих замечательных прорывов, стоящих за новым бумом. Помогая добывать трудноизвлекаемую нефть, технология нашла способ получать ее из смеси с песком и глиной, известной как битуминозный или нефтеносный песчаник, крупнейшие месторождения которого встречаются в Канаде.

Подобно сланцам, добыча углеводородов ранее была экономически невыгодной, но новые процессы, которые включают паровой нагрев песков, сделали технологию более привлекательной. Канада в настоящее время добывает до 1,9 млн баррелей в день полученной таким способом нефти, хотя, как и фрэкинг, метод вызвал огромные протесты. Альберт Гор, борец за экологию, описал битуминозные песчаники как «самый грязный источник жидкого топлива, который только можно себе представить, и назвал планы построить новый крупный нефтепровод от месторождений Альберты до нефтеперерабатывающих заводов «Техасского залива» «сумасшедшими».

Горизонтальное бурение

Нефтяной бум также подпитывается новыми, более аккуратными методами бурения. Изобретение горизонтального способа означает, что место на поверхности находится в нескольких километрах от цели. Компании могут бурить вниз, а затем повернуть в сторону, чтобы добраться до нужной точки. Вышка, расположенная в открытом море на расстоянии 500 км от берега, может проходить породу на 7 км вниз и на 7 км в сторону и выйти точно в требуемое место. Короче говоря, это означает, что практически невозможно пробурить сухую скважину. Например, в 2011 г. успешность бурения достигла успеха в 99% случаев.

Проблемы сверхглубоких скважин

Нефтедобывающие компании бурят более глубоко, чем когда-либо прежде. Буровая установка «Ястреб» на острове Сахалин недалеко от восточного побережья России установила множество промышленных рекордов, в том числе бурения скважины со сверхдальним отклонением глубиной 12 345 м, что превышает размеры горы Эверест.

В данный момент простая геометрия предотвращает бурение на гораздо большие глубины. Как объяснил Лэнс Кук, главный Shell в Китае, скважины должны укрепляться сталью, чтобы они не разрушились, но единственный способ опустить стальные обсадные трубы - это делать диаметр каждой последующей трубы немного меньше, чем предыдущий.

Именно это накладывает ограничения на глубину. «Если бы прямо сейчас компания захотела пробурить тридцатикилометровую скважину, то, скажем, первая должна быть больше, чем здание, в котором я сижу», - говорит Кук.

Прогресс, однако, обладает непреодолимым импульсом движения вперед, и то, что кажется ошеломляющим сегодня, завтра окажется старомодным. За последние 10 лет компания Shell разработала технологию монодиаметра, которая позволит опускать обсадные трубы внутри друг друга, а затем расширять их до тех же размеров. В теории это будет способствовать бурению более глубоких скважин, хотя инженеры все еще должны придумать, как предотвратить плавление труб на таких глубинах. Ко времени, когда закончится нефть доступных месторождений, и данная проблема, безусловно, будет решена.

Поиск углеводородов: сейсмические суда

Что касается вопроса о том, где именно расположены залежи нефти, то поиск ответов происходит постоянно. Геологи, по крайней мере, знают, где ее не стоит искать. Углеводороды образуются из крохотных разложившихся растений, водорослей и бактерий, которые существуют до уровня континентального шельфа, но никогда не выходят за него, поэтому нефтяное бурение посреди океана будет бессмысленным.

Ближе к земле, однако, т. н. сейсмические суда тянут от 10 до 20 кабелей, каждый по 15 км в длину, акустически зондируя пространство на наличие нефтяных и газовых месторождений. "Вместе с тем, что они перемещают, они являются крупнейшими техногенными объектами на Земле", - говорит Робин Уокер, вице-президент по маркетингу компании WesternGeco, которая владеет несколькими такими судами. И они действительно огромны. Самое большое из них, Ramform Sterling, принадлежит не WesternGeco, а норвежской PGS и несет на своем борту 400 тонн высокочувствительного электронного оборудования, размещенного на площади 830 футбольных полей.

Каждое сейсмическое судно для создания в воде акустических импульсов сжатым воздухом использует пневмопушку. Звуковые волны затем отражаются от подводных камней и собираются сейсмической косой, снабженной подводными микрофонами. Изучая эти данные, геологи составляют карты месторождений и устанавливают, чем они заполнены - нефтью, газом или просто водой.

В семидесятых годах сейсмические суда представляли собой переделанные рыболовецкие лодки, а технология была только двумерной. Сегодня они строятся специально, стоят до 200 млн долларов США и используют трехмерную визуализацию, что значительно улучшило их точность. Этот метод не является непогрешимым. Иногда кабели безнадежно путаются. «Это самая большая в мире тарелка спагетти, - говорит Уокер. - Требуется несколько недель, чтобы их распутать. Но все же уровень сложности захватывает дух».

Космические затраты

«То, что происходит там, является морским эквивалентом космической программы, - считает американский писатель и журналист, специализирующийся в вопросах энергетики. - И все это финансируется из частных источников».

Суммы, которые здесь задействованы, могут кому угодно вскружить голову. В общей сложности компании, занимающиеся разведкой и добычей, только за один год тратят более 1 млрд долларов. Shell, например, платит 63 млн фунтов за права на разведку на площади 13 тыс. кв. км у восточного побережья Канады. Это не было бы возможным без обширных данных о наличии углеводородов, но все же во многом самым ярким предложением в пресс-релизе, объявляющем о заключении сделки, было следующее: «Shell заявил о том, что еще предстоит определить, содержат его новые участки нефть или природный газ». Сколько бы Shell заплатил, если бы знал наверняка?

Бассейн Сантус

Конкуренция среди дельцов, операторов, искателей и посредников является чрезвычайно жесткой. Каждый хочет получить свою долю, и руководители вынуждены скупать права быстро.

Одним из самых ожесточенных полей сражения на протяжении последних двух десятилетий является Бразилия. Раньше бассейн Сантус, район океана в 320 км к юго-востоку от Сан-Паулу, было невозможно исследовать на наличие нефти из-за толстого слоя соли, так как она плохо передает вибрации. Но развитие сейсмологии внезапно сделало район целью энергодобывающих корпораций, и в 1999 году нефтяная компания Petrobras нашла здесь месторождение, содержащее около 700 млн баррелей.

Бассейн Кванза

Успех в Бразилии побудил геологов заглянуть через Атлантический океан в подсолевые образования Анголы. Зная, что побережье Бразилии 100 млн лет назад примыкало к Западному побережью Африки, они полагали, что подобные запасы могут существовать и там. В феврале 2012 г. эти теории были подтверждены открытием месторождения в бассейне Кванза, мощность которого достигает около 1,5 млрд баррелей. С тех пор многие нефтедобывающие компании, в том числе BP и Total, обеспечили себе права на геологоразведку в Анголе.

Успешные участники торгов не раскрыли размер так называемых подписных бонусов, но можно с уверенностью предположить, что они были огромны. В 2006 году китайский гигант Sinopec установил мировой рекорд, заплатив за один морской участок 1,1 млрд долларов. Сколько из этих денег достанется народу Анголы - вопрос спорный. История нефтепоисковых исследований в Африке не очень счастливая. Страна занимает скромное 168-е место из 182 государств в индексе восприятия коррупции Transparency International.

Будет наивным полагать, что джинна можно будет когда-нибудь загнать обратно в бутылку. Как говорит Роберт Брайс, мир работает на нефти, и точка. Ни одно другое вещество не может с ней конкурировать, когда речь идет о плотности энергии, гибкости, легкость обработки и простоте транспортировки. Если бы нефти не существовало, то ее следовало бы изобрести.

Всем хорошо известно, что экономика России во многом зависит от экспорта сырья: нефти и газа. Да, наша страна богата природными ископаемыми, и это, в какой-то мере, стало для нас экономической ловушкой. На «нефтяную иглу» Россия была « подсажена » еще при СССР.

Однако, в последнее время, благодаря санкциям, ситуация стала понемногу меняться. В 2014 году, впервые за последние десятилетия, не сырьевой экспорт превысил сырьевой (51,5% к 48,5%). Экономика и наше будущее требуют переходить к развитию не сырьевой экономики, ведь запасы природного добра у нас не вечны. Блог «Россия и Мир» решил подсчитать, на сколько нашей стране еще хватит природных богатств.

Нефть

Здесь мы будем говорить только о разведанных запасах нефти. Россия - страна большая и недра исследованы еще далеко не все. Открытие новых месторождений - впереди. Однако это пока еще неизвестное будущее. Что касается известного настоящего, то, по данным главы Министерства природных ресурсов Сергея Донского, разведанных запасов нефти хватит на 28 лет. При этом, в мартовском интервью «Российской газете», С. Донской сказал, что речь идет о тех доказанных запасах, «о которых точно известно, где и сколько их, как извлекать». Запасы эти составляют 14 млрд тонн. Если нефть извлекать сегодняшними темпами (для справки, в 2015 г. было добыто около 505 млн тонн), то ее хватит на 28 лет.

По оценкам британской BP (до 2001 года - British Petroleum ) на 2014 год, Россия входит в десятку стран по общемировым запасам нефти и находится на шестом месте (см. график).

График BP

Отметим, что при всех этих оценках не учитываются российские запасы нефти в битуминых песках и сланцах. По словам ведущего эксперта Союза нефтегазопромышленников РФ Рустама Танкаева, если учитывать все запасы нефти в России, включая сланцевую и битумную, то они составят 100 млрд тонн. А это почти треть (31,25%) всех мировых запасов.

Газ

Разные оценщики дают различные прогнозы по запасам разведанного российского газа. Например, «Газпром» заявляет, что его собственные запасы составляют 36 триллионов кубометров. Но кроме «Газпрома» в России есть еще такие крупные производители газа, как «Роснефть» и НОВАТЭК.

Однако все та же ВР считает, что всего в России около 32,9 трлн кубометров газа. BP ставит Российскую Федерацию по уровню газовых запасов на второе место после Ирана.

А вот Министерство природных ресурсов и экологии Российской Федерации заявляют, что наша страна вообще владеет самой крупной в мире сырьевой базой природного газа. Промышленные запасы, готовые к разработке, оцениваются в 73,2 трлн кубометров.

За 2015 год Россия добыла 635 миллиардов кубометров газа. Делим 73,2 трлн на 635 млрд. Получается, что при такой добыче газа России его хватит еще более, чем на 115 лет. Но сюда стоит дополнительно прибавить 31,2 трлн кубометров, именно во столько сейчас оцениваются наиболее достоверные перспективные допресурсы. Итого, разведанного газа России хватит более чем на 160 лет.

Уголь

На территории Российской Федерации находится более 30 процентов мировых запасов угля. По разведанным, то есть доказанным запасам, Россия занимает третье место в мире (182 млрд тонн) после Китая (272 млрд тонн) и США (445 млрд тонн). В год у нас добывают около 300 млн тонн угля. Обеспеченность угольной промышленности РФ разведанными запасами составляет более 400 лет.

Кроме того, вдали от освоенных районов, в землях вечной мерзлоты, по данным ученых, находятся два крупнейших угольных бассейна. Это Тунгусский (предполагаемые запасы - 2 299 млрд тонн) и Ленский (предполагаемые запасы - 1 647 млрд тонн). Но эти запасы пока никто не трогает. Их разработка (плюс погодные условия) требует больших затрат.

Россия сильно зависит от сырья. Ресурсов у нас много. И пока цены на те же нефть и газ высоки, экономика чувствует себя хорошо. Другой сценарий — когда стоимость полезных ископаемых падает… И тем не менее: наличие сырьевых запасов — это плюс или минус для развития экономики? Можно ли слезть с нефтяной иглы? И как, разрабатывая минеральные ресурсы, сохранить окружающую среду? Об этом и многом другом — в беседе Комсомольской правды с министром природных ресурсов Сергеем Донским.

«ТРАДИЦИОННЫХ МЕСТОРОЖДЕНИЙ ХВАТИТ НА 30 — 40 ЛЕТ»

— Россия в этом плане уникальная страна. Как показывает исторический опыт, экспорт различных видов сырья – минералов, топлива, леса, пушнины, всегда играл важную роль в экономике нашей страны. Природные ресурсы во многом обеспечили индустриализацию страны в 20 веке. По запасам полезных ископаемых, леса, пресной воды, территории, атмосферы (а это тоже ресурс, который в ряде случаев используется) – здесь мы в абсолютных лидерах. Например, по газу мы на протяжении последних 30 лет на первом месте и по запасам, и по производству. И, несмотря на различные технологические революции, произошедшие в топливно-энергетическом комплексе – например, сланцевая, — в плане минерального сырья мы будем и дальше лидировать.

— А можно говорить, что мы — страна самодостаточная? Что нам никакого импортного сырья в принципе не надо…

— Не совсем так. Самодостаточность — относительная вещь. Даже по нефти поставки, например, из соседних стран тоже бывают экономически оправданными. Вроде ситуация абсурдная, мы должны использовать только свое, но экономика есть экономика. Если в отдельных случаях импортное сырье с точки зрения цены более выгодно, бизнес именно его приобретает для переработки. Например, в ряде случаев выгоднее поставлять сырье из-за рубежа — тот же марганец или бокситы из Африки.

— Раз в 5 — 10 лет появляются апокалиптические статьи о том, что газа нам осталось всего на 20 лет, нефти — на 30. Мол, все подсчитано и скоро все наше богатство кончится. Какова все-таки правда?

— Есть разные оценки. Если мы говорим о традиционных месторождениях нефти, то при нынешних темпах добычи их нам хватит на 30 — 40 лет. Но запасы нетрадиционной нефти – баженовской свиты в Западной Сибири, доманик Волго-Урала и им подобные – в разы расширяют наш горизонт обеспеченности. Но все будет зависеть от технологий, которые постоянно развиваются.

— Еще несколько лет назад о сланцевой нефти многие говорили с усмешкой. А теперь это перевернуло всю структуру сырьевого рынка…

— В сегодняшней ситуации важно не только наличие природных ресурсов, но и то, как эти ресурсы разрабатываются. Раньше из недр извлекалось 30% традиционных видов полезных ископаемых. А сейчас благодаря новым технологиям эта доля может прирасти и теми запасами, извлечение которых возможно и рентабельно в текущих экономических условиях. Помимо этого появляются новые направления разработки нетрадиционных видов полезных ископаемых, новых типов месторождений – удешевление применения новых технологий приводит к росту добычи. Сланцевый бум в США сыграл важную роль в создании избыточного объема предложения, что привело к обвалу цен на нефть. Но здесь случился «эффект качелей» — снижение цен на нефть сделало разработку ряда месторождений сланцевой нефти экономически невыгодной, что привело к снижению темпов роста ее добычи. Это связано с тем, что разработка сланцевых месторождений оправдана только в случае высоких цен на нефть, так как по сравнению с традиционными месторождениями они требуют больших затрат. Добывающие компании пробурили на территории США свыше 4,5 тыс. скважин, готовых к эксплуатации. Это своего рода подземные хранилища. Но компании не спешат приступать к добыче, ожидая более высоких цен.

«РАБОТА В АРКТИКЕ – ЭТО ЗАДЕЛ НА БУДУЩЕЕ»

— А что у нас с разработкой таких нетрадиционных месторождений? Они у нас есть?

— Конечно. Вот вам пример — сейчас разработка ведется в месторождениях, которые находятся на глубине 3 — 4 километров. Многие специалисты говорят, что бурение на более глубокие горизонты даже на освоенных территориях Западной Сибири, Поволжья или в Прикаспии может дать серьезный запас жидких углеводородов. Плюс есть арктический шельф и месторождения на арктическом побережье, где к разработке пока не приступали по разным причинам: климатическим, технологическим, экологическим. И наконец, во многих странах сейчас все больше обращают внимание на нетрадиционные типы месторождений тех же углеводородов. Помимо сланцевых проектов, есть газогидраты. Ряд стран их сейчас активно изучает и апробирует.

— У нас сейчас разведка идет либо на больших глубинах, либо в Арктике. Это все очень дорогостоящие вещи. Есть смысл их сейчас развивать? Мы можем с уверенностью сказать, что мы обжитые территории уже на 100% изучили? Зачем лезть во льды Арктики, если есть вероятность найти что-то поближе?

— Как я уже говорил, у нас есть огромные запасы баженовской нефти в Западной Сибири (аналог сланцевой нефти. – Ред.). Специалисты оценивают потенциал разработки только здесь в несколько раз больше, чем по всем традиционным месторождениям в нашей стране. Но мы только начинаем отработку технологий. Плюс у нас есть месторождения с другими типами трудноизвлекаемого сырья, которые многие компании уже сейчас рассматривают как потенциал для собственного развития и рассчитывают начать там добычу в 2025 — 30 годах. И это вполне реальный сценарий. Многие месторождения, которые мы сейчас разрабатываем, в 70-х годах тоже считались трудноизвлекаемыми для того типа уровня технологий и науки. При этом важно, чтобы обеспечение добычи стимулировало развитие науки, технологий, производство в смежных отраслях. Например, чтобы пробурить Кольскую сверхглубокую скважину (больше 12 км), пришлось построить там целый завод. Для одной скважины. А если их будет больше, то потребуется задействовать огромное количество институтов и производств. Конечно, желательно, чтобы все это было отечественное. Чтобы мы за счет природных ресурсов могли развить собственную экономику. А выполняемые сегодня геологоразведочные работы на арктическом шельфе – это задел на будущее. Но если мы сейчас не будет его изучать, проводить геологоразведочные работы, не разработаем соответствующие технологии, то упустим время. И когда появится необходимость в разработке этих запасов (лет через 20 – 30), мы будем не готовы их осваивать. Мировые компании, занимающиеся освоениями арктического шельфа США и Норвегии, придерживаются именно этой точки зрения.

— Если вернуться к сланцам. Насколько велика опасность, что идет новый технологический переворот и мы в этом случае окажемся не у дел?

— Конечно, если сейчас неожиданно все запасы нефти и газа со сланцевых месторождений выпадут дождем на рынок, то цены еще больше упадут. Для России это будет не самый лучший сценарий. Но, как я уже говорил, здесь сработает «эффект качелей» и разработка сланцев станет нерентабельной по сравнению с традиционными запасами России, Саудовской Аравии и других стран. Однако в любом случае мы должны принять этот сланцевый вызов. Одно из возможных решений – развитие компаний, ориентированных на разработку и применение новых технологий. Ни для кого не секрет, что именно небольшие инновационные коллективы начинают прорывы в направлениях, которые раньше не рассматривались крупными компаниями, как интересные. Сланцы это подтвердили. В той ситуации «выстрелили» именно небольшие компании, которые смогли снизить себестоимость бурения, проведение гидроразрыва пласта, ввести иные новые технологии. Вместе с государственным регулированием это дало тот эффект, который мы сейчас наблюдаем. В наших компаниях тоже немало специалистов, готовых предложить что-то новое и интересное. И они еще о себе заявят. Но это требует создания соответствующих условий, определенной кооперации государства, недропользователя и инвестора.

СВЕРХДЕРЖАВА ИЛИ СЫРЬЕВОЙ ПРИДАТОК?

— Есть два противоположных тезиса о нашей стране. Первый: мы – энергетическая сверхдержава. Второй: мы – сырьевой придаток. Кто-то еще говорит о ресурсном проклятии. Мол, нам достались огромные природные запасы. И от этого все наши беды. Вот в Японии ничего нет – и посмотрите, как они смогли развить свою экономику. Вам какая точка зрения более близка?

— Государство, которое имеет серьезный потенциал по природным богатствам, имеет серьезные возможности для развития. Другой вопрос — как ими правильно распорядиться. Есть страны, которые сумели на этом сделать серьезный рывок. Те же США в свое время были лидерами по добыче углеводородов в начале 30-х. Многие крупные компании, которые там возникли, потом двинулись за границу. И на основе созданных технологий разрабатывали месторождения за пределами США. Или взять пример Норвегии. В 60-е годы основными статьями экспорта в этой стране были рыба, оленина и другие «дары природы». Технологический и, в конечном счете, экономический рывок был сделан именно на углеводородах. В итоге получилось развитие местного машиностроения, судостроения, науки, связанной с добычей, разведкой и транспортировкой нефти и газа. Норвегия сейчас – один из лидеров в Европе. Другой пример – Канада, которая обладает огромной территорией, где есть запасы не только углеводородов, но и твердых полезных ископаемых. Страна их использует. При этом развиваются не только отрасли, связанные с добычей сырья, но и смежные. И это вполне эффективный ресурс для роста экономики страны.

— Но есть и другие страны. Например, в Африке. Или в Латинской Америке…

— Да, есть обратные примеры. Эти страны не смогли использовать свой потенциал. В итоге: войны, коррупция и криминал. Экономика в этих странах не имеет устойчивости, потому что не развиты смежные отрасли. Что касается нашей страны, то доходы от добычи полезных ископаемых давали нам возможность развиваться как в советское, так и в постсоветское время. Поэтому нет смысла останавливать развитие этих отраслей. Наоборот, надо использовать тот эффект, который они дают, в смежных отраслях. Это будет наиболее продуктивно.

«И ПРИРОДУ ЗАЩИЩАТЬ, И ЭКОНОМИКУ НЕ ТОРМОЗИТЬ»

— У вас немного парадоксальная должность. Вы одновременно отвечаете и за добычу ресурсов, и за природную среду, хотя здесь конфликт заложен изначально…

— Естественно. Потому что нельзя создать условие, которое бы негативно влияло на окружающую среду, грубо говоря, ее уничтожало. В любом случае мы хорошо понимаем, что добыча — это все-таки опасное производство, оно сопровождается бурением, гидроразрывами, выбросами…

— Но ведь в некоторых странах вообще не заморачиваются на тему экологии. И получают конкурентное преимущество.

— В свое время и в Китае тоже не обращали внимание на окружающую среду. Но сейчас бюджет, который вкладывает Поднебесная в проекты по защите окружающей среде, — это десятки миллиардов долларов. И даже такого объема средств недостаточно. В нашей стране до 80-х годов общество тоже не особо интересовалось экологией. На тот момент это был стратегический ресурс. Все исследования были либо засекречены, либо их просто не было. Строились заводы, а рядом люди умирали от онкологии. И никто не знал, почему дети болеют постоянно, почему у каждого второго в городе аллергия. Если игнорировать экологические проблемы и не учитывать этих рисков, то ухудшится не только окружающая среда, но будет оказываться огромное негативное влияние на здоровье каждого конкретного человека и на генофонд нации в целом. Именно понимая эту ответственность, мы сейчас серьезно занимаемся экологией.

— То есть мы реально ужесточаем какие-то экологические нормы?

— В прошлом году были приняты очень серьезные изменения в законы. Они должны мотивировать компании к модернизации, чтобы в производства внедрялись наилучшие технологии по защите окружающей среды.

— Как относитесь к различным акциям «зеленых»? Когда они залезают на буровые установки, требуя их остановки, например на том же арктическом шельфе…

— Когда люди создают опасную ситуацию на производстве, это, конечно, приветствоваться не может. Если коллеги защищают какие-то природные объекты, то это должна быть не оголтелая кампания, которая рассчитана скорее на публику, чем на защиту этого объекта. Должен быть конструктивный диалог и поиск компромисса: да, мы защищаем природу, но при этом не должны тормозить экономическое развитие страны. У нас в Общественном совете при Минприроды состоят и Гринпис и WWF (фонд дикой природы), и другие общественные экологические объединения. Советуемся с коллегами, прислушиваемся к их мнению, вносим совместные изменения в законы. Что касается буровых платформ, – а все они являются объектами повышенной опасности! – то за каждой из них Министерство и Росприроднадзор следят очень внимательно. Их строительство и запуск в эксплуатацию каждый раз проходит обязательное многоуровневое согласование. Применяемые современные технологии строительства и различные природоохранные мероприятия, которые проводят сами компании, сводят к минимуму неблагоприятное воздействие на окружающую среду.

«У ГЛОБАЛЬНОГО ПОТЕПЛЕНИЯ ЕСТЬ ПЛЮСЫ»

— Как министр природных ресурсов России скажите нам, потепление все-таки существует глобальное?

— Существует. От фактов отвернуться достаточно сложно. 2014 год, например, был одним из самых теплых за последние 100 с лишним лет. Средняя скорость роста среднегодовой температуры воздуха на территории России в 1976 — 2014 годах составила 0,42 градуса за 10 лет. Это в 2.5 раза больше скорости роста глобальной температуры за тот же период. С другой стороны, в разных регионах тенденции к потеплению проявляются по-разному. Где-то увеличивается количество пожаров и наводнений, в других местах население страдает от засухи. То есть происходит изменение внешней природной среды.

— Это абсолютно негативный процесс или есть плюсы?

— Мы ищем плюсы. Точнее, когда у нас возникает новая окружающая реальность, это заставляет человека искать новые решения. Например, одно время в Арктике было резкое сокращение ледового поля. С одной стороны, это минус. Сокращаются места обитания для белого медведя. Там, где была вечная мерзлота, начинается таяние и эрозия почв. Но с другой стороны, это дает возможность для более масштабных работ по изучению Арктики с точки зрения углеводородов.

— Кроме того, Например, как говорят, из-за таяния льдов северный морской путь становится более судоходным…

— Плюсы есть, их надо использовать, прогнозируя новые подходы. Это ориентир, куда будет двигаться экономика с учетом климатических изменений. А к негативным последствиям надо готовиться заранее. Например, наводнение на Дальнем Востоке показало, что необходимо выстраивать инфраструктуру, чтобы ни в коем случае не допустить последствий такого масштаба как бедствие в 2013 году.

— А когда воды мало (как на Волге сейчас), это тоже последствие глобального потепления? И как это решать?

—Не только на Волге, но и на Дону, на Оби, на Байкале. Разумеется, маловодье связано с климатом, Но прямой зависимости с глобальным потеплением здесь, я думаю, нет. Летом и зимой было мало осадков. Как известно, маловодье происходит циклично и эти природные циклы могут длиться десятилетиями. Мы надеемся, что маловодье завершится в ближайшие несколько лет. Естественно, оно имеет негативные последствия. Меньше воды предоставляется фермерам, судоходство ограничено. С другой стороны, у нас есть ряд рек, уровень которых регулируется с помощью ГЭС и водохранилищ.

ОДИН РОССИЯНИН ПРОИЗВОДИТ 400 КГ МУСОРА В ГОД

— Еще одна важная экологическая проблема – мусор. Население растет, мусора все больше и больше. Сколько килограммов мусора у нас приходится на одного человека?

— В среднем по России это около 400 килограммов в год на одного жителя. Цифра примерная, потому что точно посчитать пока довольно сложно – статистики нет.

— Если будет так продолжаться, куда мы вывозить все эти отходы будем? Вокруг крупных городов уже некуда складировать…

— В основном сейчас мусор из Москвы вывозится в Подмосковье. Но там многие полигоны уже переполнены. И неприятный запах – это полдела. Ведь нечистоты со свалок проникают в подземные воды, а оттуда – в реки и озера. Поэтому системную проблему по сбору и переработке мусора надо обязательно решать.

— Один из способов решения проблемы — раздельный сбор мусора. В Европе уже почти везде это внедрили. Мы к этому когда-нибудь подойдем?

— В прошлом году были приняты революционные поправки к закону «Об отходах». Теперь местные администрации смогут внедрять у себя раздельный сбор мусора. Но сначала надо создать условия, чтобы, разделяя эти отходы, мы их могли потом утилизировать именно в раздельном виде. Сейчас у нас много примеров, когда разные емкости с разными видами отходов потом собираются в одну кучу и вывозятся на тот же полигон. Сейчас основа для работы создана. Теперь нужно, чтобы создавались производства по переработке и утилизации.

— Что она в себя включает?

— Этот принцип уже в десятках, а то и сотнях стран апробирован. Речь идет об ответственности производителя за произведенные отходы. Характерный пример – пивоваренная компания «Балтика». Она уже построили по всей стране несколько заводов по утилизации стекла. То есть, производя этот тип отходов, они ставят себе задачу, чтобы его затем собирать и дальше запускать в оборот. То же самое — с шинниками, бумажниками, стекольщиками, производителями пластика, алюминия. Уровень утилизации год от года должен увеличиваться. Но без излишнего воздействия на экономику, чтобы компаниям было выгодно создавать мощности по переработке. Я думаю, что забота об окружающей среде – общая задача для бизнеса и общества. Должны быть созданы не только карательные, но и стимулирующие механизмы заботливого отношения к природе, частью которой мы являемся.

Существующих запасов углеводородов России хватит на 40-50 лет. Такое заявление сделал заместитель министра энергетики РФ Кирилл Молодцов на Петербургском международном газовом форуме (ПМГФ).

Слова Молодцова стали ответом на заявление главы Сбербанка , который в понедельник предупредил, что век нефти и газа на исходе, время этого «монопродукта» может закончиться уже к 2028-2030 годам.

Греф в эфире программы «Познер» заявил, и повторения суперсырьевого цикла, судя по всем трендам, не будет. «Исторически выход из моноресурсного состояния экономики очень болезнен», — отметил глава Сбербанка.

«Греф выразил наиболее консервативную позицию, — комментирует ведущий аналитик ИК «AMarkets» Артем Деев. — Дело в том, что на текущий момент объем разведанных месторождений нефти существенно сокращается от года к году, но в то же время надо учитывать, что появляются новые технологии, которые позволяют добывать трудноизвлекаемую нефть, а также находить новые запасы на старых месторождениях».

В качестве примера Деев привел ситуацию с Дулисьминским месторождением, которое еще в 2013 году многие эксперты называли абсолютно неперспективным, а сейчас его разведанные запасы возросли практически в четыре раза.

«Именно поэтому позиция Грефа излишне консервативна, все же оценки Минэнерго ближе к реальности», - полагает Деев.

По словам аналитика, ключевые риски, которые могут помешать добывать сырьевые ресурсы, — это ухудшение инфраструктуры, а также снижение капитальных затрат, поскольку возобновлять добычу на старых месторождениях будет гораздо сложнее, нежели продолжать в штатном режиме.

По поводу сокращения числа нефтегазовых месторождений глава «Газпрома» Алексей Миллер во вторник в рамках ПМГФ сообщил, что в текущем году наблюдается самый низкий уровень открытий в мире. «А значит, и прироста запасов», — указал Миллер.

Герман Греф, говоря о рисках нехватки ресурсов, заметил, что уже сейчас следует ориентироваться на новую динамику, проводя диверсификацию экономики.

Кстати, глава Центра стратегических разработок экс-министр финансов РФ во вторник сказал, что Россия сможет перейти к несырьевой экономике уже через 10-12 лет.

Точнее, речь идет о том, что несырьевой экспорт РФ превысит сырьевой. «Только тогда мы будем говорить об уходе от «нефтяной иглы», — заявил Кудрин в ходе форума «Атланты бизнеса».

Что касается запасов углеводородов, то, как рассказывал «Газете.Ru» в конце августа министр природных ресурсов , только уже открытых доказанных (по международной классификации) запасов нефти (около 15 млрд тонн) хватит примерно на 30 лет добычи, если отталкиваться от сегодняшних темпов. Но, учитывая технологически извлекаемые запасы, можно говорить о 30 млрд тонн, то есть примерно о 60 годах.

Причем ранее Донской указывал, что на протяжении последнего десятилетия Россия как минимум обеспечивала восстановление, а зачастую и прирост запасов.

При этом в РФ при оценке запасов нефти не учитываются битуминозные пески и сланцевая нефть. По словам ведущего эксперта Союза нефтегазопромышленников России Рустама Танкаева, если включить в расчеты их, то запасы будут составлять уже около 100 млрд тонн.

Оценки газовых запасов России весьма разнятся в зависимости от оценщика. Британская ВР считает, что всего в России около 32,9 трлн кубометров газа, и ставит РФ по уровню запасов на второе место после Ирана. Однако «Газпром» заявляет, что только его собственные запасы составляют 36 трлн кубометров, а ведь есть еще такие крупные производители, как «Роснефть» и НОВАТЭК.

Даже если исходить из более консервативной точки зрения ВР, то, отталкиваясь от добычи за 2015 год (635 млрд кубометров), газа хватит более чем на 50 лет.

Если же опираться на данные Минприроды, то российские запасы газа значительно больше. Как рассказали «Газете.Ru» в министерстве, Россия владеет самой крупной в мире сырьевой базой природного горючего газа.

«Его запасы по категориям А+В+С1 (промышленные запасы, готовые к разработке. — «Газета.Ru») оцениваются в 73,2 трлн кубометров, — говорят в Минприроды. — Причем весьма велик и потенциал роста — только наиболее достоверные перспективные ресурсы оцениваются еще в 31,2 трлн кубометров».

Таким образом, потенциально газа в России хватит уже более чем на 160 лет.

По своей природе нефть – это смесь органических веществ (углеводородов), один из видов полезных ископаемых, который известен людям уже более 6,5 тысяч лет. На образование той части горючей жидкости, которую используют современные люди, природе потребовалось более 50 млн лет. Самая распространенная теория ее образования гласит, что данный материал произошел из останков микроорганизмов, которые населяли планету. Под действием температур и давлений в результате синтеза образовывался так называемый «слоеный пирог» из органических газообразных и жидких веществ. А так как микроорганизмы существуют и в настоящее время, можно смело предположить, что нефть – это возобновляемый ресурс, который никогда не кончится. Но так ли это на самом деле?

Сколько нам осталось?

Современное общество использует нефть и нефтепродукты практически во всех сферах жизни: топливо для автотехники и самолетов, отопление, производство товаров, она даже является одним из компонентов одежды.

По мнению статистов и аналитиков середина 21 века является промежуточным этапом в истории черного золота, то есть за его пределами нефти останется меньше половины. Но это не значит, что запасов хватит еще на 6000 лет. Только в России ежегодная добыча нефти составляет более 500 млн тонн, и этот показатель увеличивается с каждым годом. Согласно развед. данным компании British Petroleum из недр российских земель можно извлечь еще порядка 12 млрд тонн. Путем несложных арифметических вычислений получается, что при нынешнем уровне добычи нефти, нам хватит ее на 6 лет. Однако, если за это время ученым удастся разработать новые способы ее добычи, то срок можно будет увеличить до 30 лет.

Помимо нашей страны есть еще порядка 9-ти стран, имеющих приличные запасы этого сырья. Так, например, лидером по нефтяным запасам считается Венесуэла, имеющая в своем распоряжении 46 млрд тонн и примерно 230 лет стабильного будущего. На втором месте Саудовская Аравия – страна, которой черного золота хватит на 70 лет, при этом их доля сырьевого ресурса составляет 36 млрд тонн. Замыкает тройку Канада, количество сырья которой составляет примерно 170 млрд бочек.

Список девятки ведущих стран продолжают:

• Иран;
• Ирак;
• Россия;
• Кувейт;
• Арабские Эмираты;

В целом, как утверждают статистические обзоры, мирового запаса нефти хватит еще примерно на 50 лет.

Что будет, когда запасы иссякнут?

Ответов на этот вопрос может быть два. Во-первых, необходимо понимать разницу между нефтяными ресурсами земли и нефтяными запасами стран. Первая группа – это не извлекаемый ресурс, который составляет ни больше ни меньше, а 90%. Это значит, что человечество имеет как минимум 50 лет, чтобы освоить новые месторождения, изобрести инновационные способы добычи природных ресурсов и снизить уже имеющиеся показатели добычи нефти. Ведь все прекрасно знают, что в гонке за мировое господство, ведущие страны-добытчики извлекают из недр планеты колоссальные количества сырья, даже не обращая внимания на то, что спрос гораздо ниже их предложения. Значит, первый наиболее оптимистичный для нас ответ – нефть никогда не кончится.

Как бы обнадеживающе это ни звучало, всегда есть другая сторона медали. Что если человек через 50 лет все-таки не сможет больше добывать нефть? Тогда на рынок выйдет совершенно новые виды сырья. Ученые, инженеры и простые практики уже давно придумали двигатели, работающие на воде и на биотопливе, научились получать электричество при помощи углекислого газа, солнца и ветра. Наверное, многие уже видели электрические машины, спокойно разъезжающие по улицам города, солнечные батареи, поддерживающие электричество в частных домах.

Сегодня от показателей стоимости бочки нефти зависит практически вся наша жизнь. С увеличением стоимости барреля нефти увеличивается стоимость бензина и керосина, которые в свою очередь влияет на стоимость агропродуктов (трактора и комбайны работают за счет топлива), продукты в магазинах тоже дорожают, ведь транспортные расходы ложатся на посредников (хозяев магазинов и супермаркетов). Взаимоотношения людей – это рынок, где правит черное золото. Нефтяные гиганты «захватили» мир, и держа все под своим контролем, в том числе международную политику, не дают развиваться инновациям. Но так ли это страшно на самом деле?

Когда «век нефти» подойдет к своему логическому завершению, у человечества уже не будет другого варианта, как развивать альтернативные источники энергии. На сегодняшний момент их известно несколько видов:

• энергия ветряных станций. Сегодня подавляющее большинство стран Европы используют данный вид энергии. Это простой и эффективный способ, особенно когда страна не имеет своих запасов нефти;
• биотопливо. В отличие от нефти список его разнообразен: биомасса древесных отходов, био- и синтез-газ, топливо животного сырья, попросту говоря отходы жизнедеятельности;
• гелиоэнергетика – это и солнечные батареи, и солнечные нагреватели воды, и наноантенны;
• гидроэнергетика: приливная, волновая, мини и макро ГЭС;
• геотермальная энергетика, то есть получение тепла от грунтовых термальных вод;
• ядерная энергетика.

Как видно, путей развития достаточно много, стоит только правильно выбрать направление и путь развития, наиболее подходящей для каждой отдельной страны.

Да, запасы всеми нами любимой нефти, нашей кормилицы, в планетарных масштабах на исходе. Но это совсем не повод впадать в панику, устраивать гонки по добычам сырья и все больше вводить мировую экономику в кризис. Да, нефть – это, безусловно, хорошо, хотя бы потому, что понятно. Но может, лидерам стран все же стоит задуматься и начать получать совершенно другой продукт? Новый, альтернативный вид энергии спасет человечество от гибели… хотя и тут есть свой нюанс. Возможно весь этот шум вокруг нефти навязан обществу, ведь жил как-то человек до появления научно-технического прогресса?